Игорь Симбирцев - Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

При этом можно заметить, сколь сложны были отношения в этой системе. Ведь формально на бумаге Коминтерн никоим образом НКВД или Разведупру не подчинялся, а по ленинской логике эти спецслужбы Советского Союза должны были играть вспомогательную роль при головном центре мирового коммунистического движения. На деле же в сталинском СССР Коминтерн понемногу утрачивал свое решающее значение, все более становясь подконтролен НКВД, все более опутываем сетью ее агентов и осведомителей внутри самого Коминтерна и входящих в него иностранных компартий.

В конце 20-х и в самом Коминтерне наиболее дальновидные его вожди это поняли. Когда на заседании Исполкома Коминтерна (ИККИ) в 1927 году по инициативе Тельмана было предложено всем решительно осудить какое-то заявление Троцкого, которого большинство из присутствовавших вообще не читали, некоторые из не изживших прошлые иллюзии громко взроптали (среди них был даже в будущем верный сталинист Пальмиро Тольятти), и тогда глава болгарских коммунистов Коларов прямо сказал товарищам по ИККИ ключевые слова: «Сейчас Коминтерн обязан во всем поддерживать советское Политбюро, а не придираться к мелочам».

В начале 20-х годов еще пытались даже разграничить договорами сферы работы за пределами СССР для Коминтерна, ВЧК – ГПУ и Разведупра Красной армии. Такой основной договор был подписан 8 августа 1921 года, его подписали от ОМС Коминтерна Зиновьев и Пятницкий, от ВЧК Уншлихт, от Разведупра Зейбот. Понемногу этот договор о разграничении полномочий утратил силу в связи с реалиями середины 20-х годов, о которых уже говорилось выше.

В 30-х годах обходились уже без этого политеса и подписания двухсторонних договоров. Коминтерн был включен в сферу деятельности спецслужб и занял в ней подчиненное Лубянке место. И уже Спецотдел ГПУ Глеба Бокия, который отвечал за надзор над идейными взглядами властной элиты в стране, а заодно и за коминтерновское руководство, раз за разом организовывал свои проверки-комиссии в Коминтерне. Тогда как по ленинской модели руководство Коминтерна должно было заслушивать отчеты Лубянки, как лишь одной из служб безопасности одной из подчиненных себе компартий: ВКП(б) поначалу входила в Коминтерн и имела в нем свою секцию, пока Сталин не счел со временем это положение совсем абсурдным и отжившим свое время.

Формально никакого руководства над начальством Коминтерна Лубянка осуществлять не могла, он оставался независимой структурой. Но логика сталинской власти де-факто уже ставила Коминтерн в зависимость от НКВД. Все чаще даже самые высшие руководители Коминтерна, опасаясь ареста, писали друг на друга доносы. Все чаще даже главы иностранных компартий, отклонившиеся от сталинской политической линии или просто намеченные в очередные жертвы чистки, после вызова Коминтерном в Москву бесследно исчезали, увезенные в никуда печальным «черным вороном» НКВД с традиционным обвинением типа «работал на разведку Японии, а затем дал завербовать себя и польской разведке».

К последним годам своей жизни обескровленный репрессиями и чистками в нем Коминтерн превратился в настоящее болото слухов и доносов, где в его верхушке царил такой интриган, как главный финский коммунист Куусинен, где в Исполкоме Коминтерна за «правильной линией» надзирал верный сталинский комиссар в Коминтерне Мануильский, где забрасывал НКВД доносами на всю коминтерновскую верхушку чекистский агент Гуральский, по доносам которого посадили или расстреляли десятки коминтерновских работников.

При этом все чаще в работе с заграничными компартиями, что долгое время считалось неприкасаемой вотчиной Коминтерна, ГПУ – НКВД начинали работать самостоятельно. Они могли уже сами (или через завербованных ранее агентов в самом Коминтерне втайне от коминтерновских вождей) вербовать кого-либо и в руководстве иностранной компартии в свои агенты. Могли по своей инициативе кого-то там отстранить, вообще сменить в зарубежной компартии руководство. Так настоящей разведывательной операцией в 20-х годах оттерли от руководства итальянскими коммунистами не вполне лояльного Москве их вожака Николо Бомбаччи (он затем ушел к фашистам Муссолини и в 1945 году за это казнен), назначив генсеком компартии Антонио Грамши. А позднее также оперативными методами расчищали путь в генсеки итальянской компартии верному сталинисту Пальмиро Тольятти. Таким образом стал главой компартии Югославии Иосип Броз Тито, его предшественника Милана Горкича под благовидным предлогом вызвали в Москву, где он закончил жизнь в подвале НКВД. Поездка в Советский Союз также печально закончилась и для генеральных секретарей других иностранных компартий, например, здесь убит глава греческих коммунистов Ксайтис или глава компартии Мексики Гомес. Некоторых из иностранных лидеров компартий только отказ прибыть в Москву и полный разрыв с Коминтерном спасли от такой участи, как генсека компартии Финляндии и бывшего члена ИККИ Арво Туоминена, который ушел из Коминтерна из протеста против мирного пакта с Гитлером 1939 года, уведя за собой большую часть финских коммунистов.

В обширной сейчас литературе о Коминтерне масса примеров такого открытого вмешательства советских спецслужб в коминтерновскую линию работы с иностранными коммунистическими партиями. Вот пример такой деятельности тайного агента ГПУ в Коминтерне болгарина Стояна Иванова (в Коминтерне работал под русской фамилией Степанов): «Не упускал в это время Стоян Иванов и случая помочь «соседям»: так на советском жаргоне именовались разведслужбы. При его посредничестве Я.М. Рудник смог завербовать члена Руководящего комитета ФКП в 1921–1924 годах, заведовавшего всей нелегальной работой партии, и одновременно одного из высших руководителей профсоюза рабочих авиапромышленности Жозефа Томмази. О его работе на советскую военную разведку партия не знала до 1924 года, когда он спешно перебрался в СССР. В Москве он работал референтом в аппарате Профинтерна и жил в гостинице «Люкс». 28 мая 1926 года он внезапно скончался. Вроде бы обычная судьба агента, если бы не один штрих: руководство ИНО ГПУ самое позднее в начале марта 1926 года пришло к выводу, что Ж. Томмази – двойной агент, не менее усердно работающий и на французскую полицию». [11]

В этом примере характерно не только обвинение ГПУ в тайной ликвидации своего же тайного агента, заподозренного в двойной игре, но и бесцеремонность, с какой завербовали одного из лидеров французской компартии, не только втайне от руководителей ФКП, что еще можно объяснить спецификой разведывательной работы и конспирации, но и от штаба Коминтерна. Кстати, упомянутый здесь же советский разведчик Рудник позднее будет арестован в китайском Шанхае и окажется в китайской тюрьме с документами на имя швейцарского гражданина Рюэга, тогда как настоящий сотрудник Коминтерна Рюэг находился в Москве, передав свой подлинный паспорт в распоряжение разведки ГПУ. Это тоже была обычная практика использования спецслужбами коминтерновских кадров.