Эрнест Лависс - Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

В полдень 20 апреля во дворе Белого Коня Наполеон простился со своей старой гвардией. Ветераны уже не кричали: «Да здравствует император!», но их искаженные болью лица, глаза, полные слез, и угрюмое молчание, прерванное всхлипываниями в ту минуту, когда он обнял побежденное знамя, выразили всю любовь, всю скорбь, весь гнев армии.

Сент-Уанский манифест.Талейран, заявивший, что только Бурбоны олицетворяют определенный принцип, относился к ним, однако, с некоторым недоверием. Поэтому он счел нужяым заручиться известными гарантиями. Акт, проведенный им в Сенате 6 апреля и постановлявший, что «на престол Франции свободно призывается Людовик-Станислав-Ксавье», представлял собою настоящую конституцию; в нем было сказано, что провозглашение Людовика королем Франции произойдет после принесения им присяги в том, что он сам будет соблюдать конституцию и обеспечит соблюдение ее другими. Граф д'Артуа, самочинно объявивший себя королевским наместником, вступил 12 апреля в Париж, не будучи о|ициально признан в этом звании. Сенат желал, чтобы принц предварительно принял именем своего брата новую конституцию. Граф д Артуа, признававший только «божественное право», не соглашался на это. Чтобы сломить его сопротивление, понадобились категорические настояния русского императора. 14 апреля граф д'Артуа покорился и принял Сенат в Тюильрийском дворце. Он сказал сенаторам: «Я не получил от короля полномочий принять конституцию, но я знаю его чувства и не боюсь вызвать его неодобрение, если заявлю от его имени, что он готов признать основы этой конституции».

Во всем, что сказал граф д Артуа, не было ни одного искреннего слова. Две недели спустя он отправил навстречу королю, высадившемуся 24 апреля в Кал, графа Брюгского с тем, чтобы посоветовать Людовику не принимать конституцию. Король именно так и собирался поступить. Роялисты твердили ему, что он может на все отважиться и обязан это сделать. Несмотря на просьбы и увещания Талейрана, которому он в сущности обязан был короной, он отверг какие бы то ни было уступки. Александру I снова пришлось вмешаться. Уступая по существу, чтобы только спасти внешнюю форму, Людовик XVIII согласился обеспечить публичным актом конституционные свободы, решительно отвергнув конституцию, которую пытался навязать ему Сенат. Манифест 2 мая подчеркивал это различие. «Мы, Людовик, милостью божией король Франции и Наварры, решив принять либеральную конституцию и не считая возможным принять такую конституцию, которая неминуемо потребует дальнейших исправлений, созываем на 10 число июня месяца Сенат и Законодательный корпус, обязуясь представить на их рассмотрение работу, которую мы выполним вместе с комиссией, выбранной из состава обоих этих учреждений, и положить в основу этой конституции представительную форму правления, вотирование налогов палатами, свободу печати, свободу совести, неотменимость продажи национальных имуществ [110], сохранение Почетного легиона…»

Этот так называемый Сент-Уанский манифест был напечатан в Монитере. На другой день Людовик XVIII совершил свой въезд в Париж при колокольном звоне и пушечных салютах. Так совершилась «реставрация» Бурбонов, настолько неожиданная в этот последний год Империи, что ее не без основания можно было назвать чудом [111].

Общественное мнение.Монархия была встречена одной десятой населения с восторгом; три десятых примкнули к ней из благоразумия; остальные французы, т. е. большая их часть, колебались, относясь к ней с недоверием, скорее даже враждебно. И однако монархия имела возможность привлечь общественное мнение на свою сторону. У нее было много противников, но сплоченной оппозиции не существовало. Надо было не допустить образования этой оппозиции.

Подписание мира и обнародование хартии не произвели большого впечатления на общество. Этот столь желанный мир фактически существовал уже два месяца. К нему привыкли, не без основания считая его уже упроченным. Таким образом, обнародование договора не сообщило французам ничего нового, кроме разве тех тяжелых требований, которые были предъявлены к ним победителями. Что касается конституционной хартии, то основные ее принципы содержались уже в Сент-Уанском манифесте; поэтому не приходилось рассчитывать на то, чтобы вторично поразить умы торжественным возобновлением обязательств, имевших за собой уже двухмесячную давность. Все возвещенные в конституции гарантии не являлись неожиданными. Более неожиданными являлись статьи 38 и 40 хартии, которые сводили число лиц, пользующихся активным избирательным правом, к 12 000—15 000, а число лиц, наделенных пассивным избирательным правом, к 4000–5000, так что многие из членов палаты депутатов, в частности ее председатель Феликс Фоль-кон, утратили право быть избранными. Неожиданными являлись также слова «уступка» (concession) и «пожалование» (octroi), вставленные в хартию, и своеобразное выражение, которым она заканчивалась: дана в Париже в год от рождества христова 1814-й, царствования же нашего в девятнадцатый.

Политики с большей или меньшей горечью обсуждали эти притязания. Большинство населения не беспокоилось по поводу этих тонкостей, но вскоре явились более серьезные мотивы для опасений и недовольства: приказ Беньо о строгом соблюдении воскресных и праздничных дней; сохранение косвенных налогов, отмена которых формально обещана была графом д Артуа и роялистскими агентами; наглость дворян-помещиков, которые демонстративно вели себя в деревнях, как в завоеванной стране; гневные проповеди священников, обращенные против тех, кто приобрел (во время революции) церковные имущества; наконец, и больше всего, происки эмигрантов, притязавших на то, чтобы продажа национальных имуществ была объявлена недействительной. Эти происки находили поддержку в двусмысленных разговорах принцев королевского дома и их приближенных, и в безрассудных писаниях роялистских публицистов.

Из-за бюджетных затруднений пришлось сократить армию; 12 000 офицеров разных рангов уволено было в запас с сохранением половинного содержания; более 10 ООО было уволено в отставку. Оставшись без дела, они проводили время на улицах и в общественных местах, прислушиваясь к разным толкам, разглашая неблагоприятные известия, критикуя действия правительства, ругая министров, принцев, короля, предсказывая возвращение императора, разглагольствуя насчет «постыдного мира», потери пограничных областей, унижения Франции, расходов двора, нищеты солдат, могущества попов, угроз роялистов. Отставные и переведенные на половинное содержание офицеры были самыми деятельными врагами реставрации.