Эрнест Лависс - Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

Гарибальди быстро приближался к Неаполю. Всеми оставленный, Франческо II отступил 6 сентября к Гаэте. На следующий день Гарибальди торжественно, без всякого конвоя, вступил в Неаполь, окруженный ликующей толпой, учредил временное правительство, и объявил о своем намерении идти дальше на север. Он говорил, что хочет с высоты Квиринала провозгласить Виктора-Эммануила королем Италии. В то время, казалось, Гарибальди находился всецело под влиянием демократической партии. Маццини примчался в Неаполь; его друзья сплотились вокруг диктатора, и итальянская революция, начавшаяся во имя монархии, грозила закончиться торжеством республики.

Кавур и его «соумышленник»; сражение при Кастельфидардо и его последствия.Кавур, сильно желавший остановить Гарибальди, из опасения, что он своей безрассудной отвагой способен погубить итальянское дело, отправил к Неаполю, даже до удаления оттуда Франческо II, несколько кораблей и 2–3 тысячи берсальеров [167], которые высадились на берег по отъезде короля, но не могли и мечтать о том, чтобы преградить дорогу революционной армии и ее вождю. Кавур сумел извлечь величайшую выгоду из осложнения, предупредить которое он был не в силах. В конце августа он отправил к Наполеону III, путешествовавшему тогда по Савойе, своего коллегу министра Фарини и генерала Чиалдини с поручением объяснить императору необходимость остановить Гарибальди, готового двинуться на Рим; они должны были также убедить его, что Франция, не имея возможности повернуть свои пушки против итальянской революции или позволить Австрии произвести контрреволюцию, а с другой стороны, не желая ввязываться в новую войну с этой державой, должна предоставить Сардинии заботу о спасении монархического строя.

Пьемонтская армия должна была двинуться к неаполитанской границе, а для этого ей приходилось пройти через Мархию, охраняемую корпусом Ламорисьера. Возникал вопрос, считать ли это нарушением международного права? Разве папская армия не угрожала открыто бывшим легатствам и Тоскане? Разве население Мархии не призывало Виктора-Эммануила? Наполеон III помнил компрометирующие обязательства, которыми он связал себя перед Кавуром, сохранившим все улики в своих руках, а папой он был решительно недоволен. Поэтому он дал понять, что, будучи принужден на словах выражать неодобрение новой пьемонтской политике, он на деле мешать ей не станет. Fate presto! (Действуйте быстро!) — сказал он посланцам Кавура и, как бы желая уклониться от зрелища готовящихся событий, поспешил уехать в Алжир.

Действовать быстро! Именно таково и было намерение Кавура. 7 сентября он потребовал от папского правительства роспуска армии Ламорисьера, и раньше даже, чем отказ мог быть получен в Турине, генерал Чиалдини перешел границу Умбрии. Через несколько дней папские войска были разбиты при Кастельфидардо (18 сентября), а затем их предводитель, осажденный в Анконе, принужден был сдаться на капитуляцию (29 сентября). Так как французы занимали Рим и небольшую территорию, известную под названием вотчины св. Петра, то пьемонтцы не тронули ни того, пи другого; но они заняли Умбрию, Мархию и к началу октября достигли границы королевства Обеих Сицилии.

Хотя Пьемонт и не находился в состоянии войны с неаполитанским королем, сардинские войска все же перешли эту границу. Действия Гарибальди внушали сардинскому правительству все усиливающееся беспокойство. Диктатор, видимо, намеревался отложить плебисцит в Неаполитанском королевстве о присоединении к Пьемонту впредь до завоевания Рима. Он управлял страной вкривь и вкось, следуя указаниям окружавшей его революционной группы, которая не питала особенной симпатии к Кавуру и даже к сардинскому королю [168]. А сам Гарибальди требовал удаления великого пьемонтского министра в отставку. Чтобы положить конец этим проискам, Кавур созвал в Турине парламент, который первым делом должен был уполномочить короля присоединить к своим владениям недавно занятые папские провинции и королевство Обеих Сицилии.

Тем временем войска Франческо II перешли в наступление и на берегах Вольтурно нанесли Гарибальди кровавое поражение. Своей нерешительной победой при Капуе (1 октября) он обязан был исключительно помощи прибывших из Неаполя пьемонтских берсальеров. Таким образом, с точки зрения Кавура, движение генерала Чиалдини к Неаполю оправдывалось двойной необходимостью. В циркуляре, обращенном к европейским дворам, сардинский министр указывал, что, покинув свою столицу, Франческо II фактически отрекся от престола, а следовательно, никто ничего у него не отнимает; да притом надо же спасти Италию от грозящей ей анархии. С итальянцами он говорил другим языком: по его словам, Виктор-Эммануил обязан был считаться с голосом народа, который призывал его со всех сторон.

В это время пьемонтский король уже направлялся в Неаполь. 21 октября королевство Обеих Сицилии торжественным плебисцитом признало его своим государем, и то же самое сделала Мархия. А через несколько дней он встретился с Гарибальди, который без особой охоты, но все же лояльно уступил ему свое место. Тем временем Франческо II, вытесненный пьемонтскими войсками со своих позиций на берегу Вольтурно, заперся в единственной оставшейся в его руках крепости — Гаэте — и собирался оказать там решительное сопротивление, пытаясь вместе с тем резкими, но бесплодными протестами заинтересовать Европу Своей судьбой.

Европа и Итальянское королевство.Французское правительство для соблюдения приличий сочло нужным выразить неудовольствие и отозвало из Турина своего посланника; но оно оставило там поверенного в делах, показывая этим, что разрыв не носит серьезного характера. Берлинский кабинет ограничился чисто платоническим протестом по поводу последних действий Кавура и нисколько не обиделся, когда сардинский министр ответил ему: «Я подал пример и уверен, что Пруссия в скором времени с удовольствием ему последует».

Но австрийское правительство сделало вид, будто намерено воспользоваться этим случаем для объявления Пьемонту новой войны, и оно наверно напало бы на Виктора-Эммануила, если бы могло с уверенностью рассчитывать на поддержку России. Но хотя царь и не одобрил лишения неаполитанского короля его владений, он мог обещать Австрии благожелательный нейтралитет лишь в том случае, если Виктор-Эммануил решится первый напасть на Австрию, да и то царь обещал благожелательный нейтралитет только в согласии с императором французов. А так как Наполеон III заявил, что он ни в коем случае не поможет Сардинии (Пьемонту) напасть на Австрию и намерен только гарантировать Пьемонту — при всех обстоятельствах — выгоды, предусмотренные Вилла-франкским договором, то Александр II при личном свидании в Варшаве убедил Франца-Иосифа не начинать войны (22–26 октября), и австрийский император, во владениях которого замечалось общее брожение, не счел нужным настаивать на своих воинственных планах.