Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

- Что они сделали с ним? - тяжело дыша, сдерживая охвативший её гнев, спросила Христина.

- Варвары посадили Александра Льва на кол, - тихо проговорил Розенлиндт.

- И ты хочешь, Иоганн, чтобы я, узнав о смерти человека, в чьих жилах текла кровь династии Ваза, в тот же день отдала в руки палачей ещё одного несчастного, ещё одного гонимого, несправедливо лишенного прав своего сословия?

- Я менее всего хочу этого, ваше величество, - пылко проговорил Розенлиндт. Я встречался с Яганом Сенельсином и он понравился мне гораздо более царского посла Головкина.

- Я хочу видеть Ягана Сенельсина, - вдруг резко и властно произнесла Христина и Розенлиндт заметил на глазах её слезы.

- Когда вам будет угодно принять посла князя Ракоци? - с готовностью откликнулся Розенлиндт.

- Завтра, - ответила Христина. - Но прежде попроси посла Сенельсина написать для меня его краткую родословную.

* * *

Возвратившись к себе в кабинет, Розенлиндт понял, что все происшедшее на его глазах было превосходно разыгранным спектаклем. Христина показала государственному секретарю, что её чувства человека и женщины в решительные моменты никогда не расходятся с долгом королевы. Она ясно дала понять, что союз Швеции с Юрием Ракоци и гетманом Хмельницким - наиболее решительными врагами Польши - нужен сейчас больше, нежели сближение с Россией. Розенлиндт понял, что посол Ракоци и Хмельницкого должен получить от него и канцлера Оксеншерны максимум внимания, а его безопасность должна быть абсолютной.

Вызвав секретаря, Розенлиндт сказал:

- В самых любезных выражениях попросите его светлость князя Ягана Сенельсина, полномочного посла Трансильвании, составить для её величества краткую родословную. Попросите также его светлость приготовиться к аудиенции с её величеством.

Поймав вопросительный взгляд секретаря, Розенлиндт добавил:

- Аудиенция назначена на завтра.

* * *

В этот же вечер Розенлиндт вручил Христине родословную Иоанниса Синенсиса, написанную им самим на хорошем латинском языке. Родословная гласила: "Иван Шуйский - Иоаннис Синенсис, в святом крещении названный Тимофеем; отец - князь Василий Васильевич Шуйский, во святом крещении названный Домицианом, наместник или губернатор Великопермский; отец отца моего, - мой родной дед, - был знаменитый Великий князь Владимирский, который после Дмитрия, по прекращении линии Российских государей, был избран на престол по праву естественному, был низвергнут с престола собственными своими подданными, то есть крамольными бунтовщиками московскими и отвезен в тюрьму к королю Польскому, где и окончил жизнь свою".

- Князь Яган сам писал это? - спросила Христина.

- Да, ваше величество, - ответил Розенлиндт.

- Кроме латинского знает ли князь ещё какие-нибудь языки?

- Я говорил с ним по-русски, - ответил Розенлиндт, - но в разговоре со мной он употреблял и изречения отцов церкви на древнегреческом языке.

Произнося последнюю фразу, Розенлиндт знал, что она придется по душе королеве. Христина хорошо знала и любила язык Гомера, но, к сожалению, при её дворе очень немногие могли поддержать с нею беседу на древнегреческом.

- Вот как! - воскликнула Христина. - Как же это беглый московский простолюдин обучился языкам Эврипида и Вергилия! Здесь что-то не то, Розенлиндт. Придется тебе всерьез заняться послом князя Ракоци.

- Когда вашему величеству будет угодно принять князя Синенсиса? спросил Розенлиндт.

- Я сказала, что приму его завтра, - ответила Христина. - Пусть приходит в два часа пополудни. И ты, Иоганн, будь вместе с ним и с графом Оксеншерной.

Розенлиндт молча поклонился.

* * *

Оставив во дворе загородного королевского дворца запряженную четвериком посольскую карету, Тимоша с тревожно бьющимся сердцем поднялся на широкое крыльцо.

У нижних ступенек мраморной лестницы его ждал Розенлиндт, а на втором этаже, там, где начинались парадные комнаты королевы, Тимоша заметил седого, чуть сутулого старика с золотой цепью на шее - канцлера графа Акселя Оксеншерну.

Едва Тимоша вступил на первую ступеньку лестницы, как вперед быстро побежал легкий, как бы бестелесный, юноша во всем алом - скороход и герольд. Поравнявшись с Оксеншерной, герольд низко поклонился и затем распрямившись громко выкрикнул по-латински; "Посол его светлости трансильванского князя Георгия князь Иоанн Синенсис!

Тимоша рядом с Розенлиндтом неспешно и важно поднимался навстречу старому канцлеру. Поравнявшись с ним, Тимоша снял шляпу, низко поклонился и дважды повел шляпой перед собою, как делали это послы из европейских стран, встречаясь с Хмельницким.

Старик важно склонил седую голову и, встав слева от Тимоши Розенлидт шел справа, медленно двинулся вперед через анфиладу больших, роскошно отделанных и изысканно обставленных комнат. Они остановились перед высокой резной дверью, около которой в сверкающих кирасах и касках замерли два алебардщика, стоявший в ожидании их герольд и ещё один пестро разодетый лупоглазый мужчина огромного роста и необъятных размеров в груди и в поясе. Великан распахнул дверь и, ударив в пол высоким серебряным жезлом, трубным голосом воскликнул: "Ее королевское величество Христина Ваза!"

Канцлер и секретарь по иностранным делам, едва перешагнув порог, остановились, а Тимоша прошел вперед и будто сквозь туман увидел молодую, красивую женщину со спокойным любопытством глядевшую на него. У женщины была нежная белая кожа, голубые глаза и капризно оттопыренная нижняя губа.

Тимоша трижды помёл перьями перед молодой красавицей и, сделав вперед ещё один шаг, опустился на левое колено.

Протянув королеве верительную грамоту князя Ракоци, он посмотрел ей в глаза и увидел, что Христина, ласково улыбаясь, поднимается с кресла и, шагнув вперед, берет протянутый ей свиток.

- Встаньте, князь, - проговорила Христина по-латински и протянула Тимоше руку для поцелуя. Коснувшись губами пальцев королевы, Тимоша, продолжая стоять на одном колене, на латинском же языке ответил, что он счастлив видеть королеву, слава которой не знает границ. Мне довелось испытать многое, - добавил он, - но выполнять столь приятное поручение, как сегодня, приходится впервые в жизни.

Христина улыбнулась ещё более ласково. Королеве часто приходилось слышать льстивые слова, но такой неподдельный восторг, какой послышался ей в словах трансильванского посла, она давно уже не встречала.

- Встаньте, князь, - певуче повторила Христина и, подав Тимоше руку, как бы помогла ему встать. Затем обратившись к Оксеншерне и Розенлиндту, сказала:

- Проходите, господа, и устраивайтесь поудобнее.

Жестом гостеприимной хозяйки она указала на круглый стол с поставленными вокруг мягкими стульями. Тимоша отодвинул один из стульев и Христина, благодарно ему улыбнувшись, первой села за стол. Вслед затем сели Оксеншерна, Розенлиндт и - последним - Тимоша.