Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян

Пекельность богов Йеши(?), Ныя и Ладо, вместе с которыми в поучениях против язычества упоминаются Лада и Леля, также может косвенно свидетельствовать о причастности этих божьих жён к погребальным обрядам. Не являются ли имена парных Жели и Карны подлинными именами тех же Рожаниц или эпитетами Лели и Лады?

С обрядом самоубийства женщин — «кульминацией жаления и карания» — «сати» мы сталкиваемся в описании арабских путешественников обычаев славян-русов и у ближайших их соседей.

«После поражения литовцев и эстов тевтоны с семигаллами возвратились к захваченному у обоих этих народов; добыча оказалась несметной: тут и кони, и скот, и одежды, и оружие. Спасенные, по милости божьей, все возвратились домой здравыми и невредимыми, благословляя бога. Один священник, бывший в то время в плену у литовцев по имени Иоанн, рассказывал, что там пятьдесят женщин, потерявших мужей, после этого повесились. Это потому, конечно, что они надеялись вскоре же встретиться с ними в другой жизни…» — сообщает Генрих Латвийский (1205) (Хроника Ливонии, 1938).

Ещё Маврикий в «Стратегионе» восхищается славянками-язычницами: «Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве» (Свод…, 1994, т. 1, с. 369).

Подробно описан обряд добровольного предания себя смерти русской девушки и Ибн Фадланом. А вот что пишет араб Ибн Русте о славянах-русах в труде «ал-А'лак ан-нафиса» (XI в.): «Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении» (Гаркави, 1870).

Он же сообщает о земле Ва'ат (скорее всего, вятичей): «Женщины же (их), когда случится покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на то место, где это происходило, собирают с того места пепел и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать больше или меньше меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец завязывает вокруг своей шеи. После того, как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и'сгорает. И все они поклоняются огню…»

Не тот ли это священный огонь, отправляющий души мёртвых прямой дорогой к богам, который разносят в рогах Карна и Желя?

Вопросов много. Так, А. Н. Веселовский предполагает возможность существования параллелей между именем Желя и словом «жалеть», а также между именем Карна и словом «кара», при этом допуская и их связь с рожаницами-суденицами, которые нарекают судьбу новорожденному (одна — хорошую, другая — плохую). Насколько он прав в этом, особенно если учесть, что древнерусскому языку давно известно мужское имя Карнъ (из договора князя Олега с ромеями, согласно Лаврентьевской летописи, 912 г.): «Мы от рода Руска Карлы, Инегелдъ, Фарло, Верему, Рулавъ, Гуды, Руадъ, Карнъ , Фрелафъ, Руалъ, Актеву, Труанъ, Лиду, Фостъ, С теми иже послани от Олга, велико князя Руска».

К числу общеславянских, несомненно, стоит отнести ещё богинь Смерти и Жизни.

Великая Жива, богиня жизни и плодородия, по средневековым польским источникам дочь Свентовита и некоей Нонцены, т. е. дня и ночи. Ян Длугош (сер. XV в.) сопоставлял ħywye и Vita.

А. Стрыйковский связывает некоего «бога ветра шумящего Живе» и Погоду, «бога ясных и веселых дней». Двумя веками позже Прокош говорит о боге Живе как верховном и сыне некоего бога Тржи {73} 73 Tři с чешского переводится как «три» (числительное). Нет ли в упоминании Прокоша другого поименования Триглава? . Живе у Прокоша «творец жизни, долгого и счастливого благополучия, особенно ему поклонялися те, кто услышит первый крик кукушки… Считалось, что этот верховный владыка Вселенной превращается в кукушку, дабы объявить им срок жизни…». Впрочем, это уже весьма и весьма позднее книжное мифотворчество, но весьма характерное: не исключено, что Жива и Живе образовывали некогда пару.

Не идёт ли речь о западнославянском эквиваленте божественной пары восточных славян Дивия/Дива и Див, Богини (Земли) и Бога (Неба)?

Зато, рассказывая об обычаях современных ему западных славян, Гельмольд несколькими веками ранее сообщал о Живе: «После того как умер Кнут, по прозвищу Лавард, король бодричей, ему наследовали Прибислав и Никлот {74} 74 Прибислав стал князем вагров в 1125 г. Год смерти неизвестен. Никлот — князь бодричей (1125–1160). , разделив государство на две части и управляя: один землёй вагров и полабов, другой землёй бодричей. Это были два мрачных чудовища, очень враждебно относившихся к христианам. И в эти дни во всей славянской земле господствовало усердное поклонение идолам и заблуждения разных суеверий. Ибо помимо рощ и божков, которыми изобиловали поля и селения, первыми и главными были Прове, бог альденбургской земли, Жива, богиня полабов, и Радегаст, бог земли бодричей. Им предназначены были жрецы и приносились жертвы, и для них совершались многочисленные религиозные обряды. Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами, а многие и людьми — христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам. После умерщвления жертвенного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных прорицаний. Ибо боги, как многие полагают, легче вызываются посредством крови. Совершив, согласно обычаю, жертвоприношения, народ предается пиршествам и веселью» (Гельмольд, 1963,1, 52).

В Mater Verborum Жива сопоставлена с Церерой-Деметрой по признаку причастности к плодоношению: « Ziva: Жива — dea frumenti Ceres, — Diva Estas ». В сербо-лужицком пантеоне А. Френцеля приведены ещё вариации этого имени как богини жизни: « Siwa Polon. Zyvvie, Dea vita ». Крупнейшее святилище Живы было в полабском городе Ратибор. Зарубежные авторы XV–XVII вв. перерисовывают друг у друга её изображение в виде пышногрудой голой женщины с плодами в руках. По смыслу имя богини близко к слову «жизнь» и связано с идеей достатка (ср. «нажива, пожива»).