О. Гарни - Хетты. Разрушители Вавилона

В менее богатых святилищах божество было представлено символическим предметом или фетишем. Бог грозы нередко изображался в облике быка, как, например, на рельефе из Аладжа-хююка (рис. 11), его прислужники, горные боги, — в виде палицы или другого оружия (ср. «бог-меч» с малой галереи в Язылыкая, рис. 14). Весьма распространенным культовым предметом был камень хуваси — стела, или массеба , с высеченными на ней надписями, а иногда и фигурой бога, установленная на пьедестале наподобие того, что изображен на фотографии 20а на вклейке (этот пьедестал служил основанием сразу для двух массеб ). Еще одним предметом храмовой утвари была истанана , которая отождествлялась в текстах с аккадской асирту ; в свете этого ее сопоставляли с ханаанской ашерой , но в действительности она представляла собой своего рода стойку или алтарь. С утварью, находившейся в святилище и даже в других помещениях храмового здания, обращались как с божественной, и в обрядах жертвоприношения она ассоциировалась с божеством.

Храм считался жилищем бога, а жрецы — его домашними слугами. Как явствует из текстов, именно эта несложная концепция и лежала в основе всех храмовых ритуалов. Ежедневно служители храма удовлетворяли «телесные нужды» божества: его следовало омыть, одеть, накормить, напоить и ублажить танцами и музыкой. Распорядок дня был жестко фиксированным и, по-видимому, общеизвестным, поэтому упоминания о нем редки. «Они омывают бога во внутреннем помещении, умащают его и облачают в одежды из тонкой ткани»; «О бог грозы Циппаланды, живой облик божества, вкушай и насыться, пей и будь доволен». Один из самых ценных в этом отношении текстов — табличка с предписаниями для жрецов и храмовых прислужников; но и здесь, к сожалению, больше внимания уделяется методам проведения церемоний, чем самим церемониям. Служители должны представать перед божеством в совершенной чистоте — как физической, так и ритуальной. Если служитель соприкоснулся с какой-либо скверной или переспал с женщиной, то он не должен был приближаться к богу, не совершив предварительно ритуал очищения. Пищу и питье, посвященные богу, запрещалось выносить из храма и делить с мирянами. Храмовая дисциплина требовала от всех служителей на ночь возвращаться в храм, хотя вечер они могли проводить в городе; тех, кто проводил всю ночь со своей женой, карали смертью. Особые предписания следовало соблюдать и тем, кто поддерживал огонь или нес ночную стражу.

Однако бог был не просто хозяином храма, но и владыкой и господином своего народа, и в этом качестве ему полагалось подносить всевозможные дары и оказывать знаки почтения. Любой человек мог в любое время принести умилостивительные жертвы божеству, которые, среди прочего, составляли часть магических обрядов врачевания. Богу посвящались первые плоды земли и годовалые животные; люди верили, что щедрыми подношениями могут заслужить его милость. Жертвенными дарами могли становиться практически любые продукты, и отличить их от пищи и питья, подносившихся божеству каждодневно, подчас бывает затруднительно. Приносить в жертву животных с какими-либо дефектами или болезнями запрещалось; если животное еще ни разу не спаривалось, ценность его как жертвы повышалась. При соблюдении этих условий в жертву иногда приносили даже таких традиционно «нечистых» животных, как собака и свинья, но чаще всего жертвенными животными служили волы, овцы и козы. Животному перерезали горло, и, поскольку это жертвоприношение сопрягалось с кровопролитием, его обозначали тем же словом, что и жертвенное возлияние, при котором напиток, подносимый в дар божеству, выливали на землю. Жертвенный хлеб и сыр «преломляли» (точный смысл этого слова неясен).

Как ни странно, изредка хетты приносили в жертву и людей — например в ритуале очищения после поражения на войне (этот ритуал напоминает завет, описанный в Быт., 15:9–18):

«Если войска потерпели поражение от врага, они совершают обряд «за» рекой следующим образом: они «рассекают» мужчину, козу, щенка и поросенка; половину они кладут на этой стороне, а половину — на той стороне, и впереди они ставят ворота из <���…> дерева и натягивают <���…> над ними, а перед воротами они зажигают огни на этой стороне и на той, и войска проходят через них, и, когда подходят к реке, брызжут на них водой».

В другом фрагменте в числе жертвенных даров наряду с поросенком и псом упоминается военнопленный. Эти варварские ритуалы принадлежали к сфере «народной» религии и в государственный культ не входили; однако в хрониках они описываются без малейшего оттенка осуждения.

Часто встречаются упоминания о периодических религиозных праздниках, которые, очевидно, были весьма многочисленны и разнообразны. В вышеупомянутой табличке с предписаниями для жрецов перечисляется 18 праздников, одни из которых, судя по названиям, связаны с временами года, а другие носят имена с неизвестным значением. Жрецам полагалось «отмечать праздники во время праздников»; не проводить весенние праздники осенью, а осенние — весной; не откладывать праздник только из-за того, что жрец, которому предстоит проводить церемонии, говорит: «У меня сбор урожая, или путешествие, или еще какое-то дело». В этот список праздников вошли только те, что отмечались в Хаттусе, но при сравнении текстов обнаруживается, что в каждом культовом центре соблюдался свой священный календарь.

Одним из главных праздников хеттского календаря был пурулли (вероятно, от хаттского слова purulli — «на земле», с хеттским суффиксом родительного падежа). Очевидно, в ходе этого праздника декламировали « Миф об убиении дракона ». О том, какое важное значение ему придавалось, можно судить по тому факту, чтоцарь Мурсили II счел нужным прервать военный поход и возвратиться в Хаттусу ради этого праздника. Вот как он сам писал об этом:

«Хотя я уже отпраздновал пурулли -праздник в честь бога грозы Хатти и бога грозы Циппаланды, я еще не отпраздновал пурулл и -праздник — великий праздник — в доме хести в честь Лилвани, а потому, когда снова пришла весна, я вернулся в Хаттусу и отпраздновал пурулли -праздник — великий праздник — в доме хести ».

Весенний праздник, на котором декламировался или разыгрывался миф о поединке бога с драконом Иллуянкой, по-видимому, принадлежит к широко известному типу сезонных праздников, символическая цель которых заключалась в том, чтобы пробудить землю от зимнего сна; ритуальный поединок при этом символизировал победу жизни над смертью или добра — над злом. О сезонном характере этого праздника свидетельствует не только его название, но связь его с Лилвани — богиней земли.