Виталий Гладкий - Кишиневское направление (журнальный вариант)

Гитлеровцы залегли.

— Прорываемся во двор! — приказал Маркелов.

— За Николаем! — обрадовался Татарчук, он выжал сцепление, и бронетранспортер, набирая скорость, покатил по садовой дорожке.

— Степан! — вдруг закричал Маркелов и, схватив автомат, открыл люк с намерением выбраться наружу.

Кучмин увидел, что так взволновало старшего лейтенанта, — из-за дерева торчал смертоносный набалдашник трубы фаустпатрона, — но развернуть пулеметную турель не успел: немец приложил трубу к плечу и нажал на спуск.

Татарчука реакция не подвела: он резко затормозил, и заряд пролетел рядом с машиной.

— Сукин сын! — пробормотал старшина, глядя, как эсэсовец, обхватив яблоню обеими руками, сползает вниз — Маркелов опоздал на самую малость.

Вытерев о брюки внезапно вспотевшие ладони, Татарчук снова включил скорость.

Степан крутился вместе с турелью, словно волчок; треск крупнокалиберного пулемета распугал эсэсовцев, которые попрятались в укрытия и лишь изредка отваживались отвечать на выстрелы.

Бронетранспортер метался по садовым дорожкам. Татарчук едва не плакал от бессилия: на пути к Ласкину, который все еще напоминал о себе короткими и редкими автоматными очередями, вставала непроходимая стена деревьев.

— Проскочу… — Татарчук резко надавил на педаль газа.

Грохот сильного взрыва привлек внимание разведчиков. Из окна трапезной повалил густой черный дым, автомат Ласкина замолчал.

Возле монастырской стены, на дороге, стояли два грузовика, с десяток мотоциклов и легковая машина. Степан полоснул очередью вдоль этой небольшой колонны, Татарчук протаранил левым бортом несколько мотоциклов и выехал на дорогу.

Но на повороте к окраине старшина вдруг резко затормозил: со стороны центра к монастырю спешили бронетранспортеры.

— Сворачивай! — Маркелов показал на переулок.

Татарчук повел машину к виднеющейся метрах в двухстах брусчатке одной из улиц, параллельной той, по которой шла вражеская колонна. Гитлеровцы заметили их маневр и пустились в погоню.

Степан только вздыхал огорченно, поглядывая на безмолвный пулемет, кончились патроны. А преследователи настигали.

Мост появился внезапно. Реку нельзя было узнать: совсем недавно это был узкий и обмелевший ручей, а теперь в берегах бурлил с грозным ревом мутный поток, который время от времени перехлестывал через дощатый настил моста.

Пост фельджандармов бронетранспортер сбил, не останавливаясь. А на середине моста притормозил.

Степан подхватил ящики с толом и спрыгнул на настил.

— Пошел! — крикнул он, не глядя на растерянных разведчиков. — Ну! Быстрее!

— Стой! — Маркелов схватил за плечо Татарчука, когда бронетранспортер был уже на берегу.

— У него же нет взрывателей… — теперь понял и Татарчук.

Степан опустился на корточки возле ящика со взрывчаткой, положил на него гранату и выдернул предохранительную чеку.

Генерал Фриснер был раздражен. В течение пяти минут он гневно выговаривал командиру румынской танковой дивизии:

— …Почему до сих пор не закончено перевооружение? Почему не выполнен мой приказ? К дьяволу ваши оправдания! Меня это не интересует! Германия дает вам первоклассную технику, и потрудитесь оправдать оказанное доверие!

Генерал бросил трубку и приказал дежурному офицеру связи:

— Соедините меня с генералом Думитреску.

В ожидании разговора Фриснер нервно ходил по кабинету, вглядываясь в стены, увешанные оперативными картами.

Затишье на оборонительных рубежах группы армий "Южная Украина" его раздражало: по всему было видно, что русские вот-вот начнут генеральное наступление и готовятся к нему очень тщательно. Фриснер сознавал: сил для упреждающего удара явно не хватает, несмотря на то, что за последние две недели из рейха прибыло пополнение в людях и технике.

Попытки полковника Дитриха добыть обещанную информацию о дислокации и численности русских частей, а также замыслах советского командования не увенчались успехом.

Генерал Фриснер посмотрел на календарь — 18 августа. Еще раз пробежал строчки специального воззвания ко всем старшим офицерам немецких и румынских войск, которое подписал сегодня ранним утром. Все верно — в ближайшие дни наступление Советской Армии неминуемо, и его требование к офицерам защищать позиции до последней возможности весьма своевременно…

Переговорив с генералом Думитреску, командующий группы армий "Южная Украина" вызвал полковника Дитриха.

— Ты стал плохо выглядеть, Рудольф, что случилось?

— Печень…

— Печально. Сочувствую… Какие новости?

— В районе Шерпени разведчики 6-й армии обнаружили большое скопление войск противника. По всем признакам русские готовятся к наступлению именно в районе Кишинева.

— Это подтверждают и захваченные "языки"?

— К сожалению, "улов" наших разведчиков весьма скромный. И что-либо уточнить не удалось.

— Тогда еще на чем основывается твоя уверенность в том, что советские войска ударят по 6-й армии?

— По данным радиоразведки, в районе кишиневского выступа сосредоточены две армии в составе нескольких корпусов — вот перечень. Полковник Дитрих положил перед Фриснером отпечатанный на машинке лист бумаги. — Кроме этого, отмечено продвижение танковых частей русских в районы, близкие к месту предполагаемого наступления на Кишинев. Это уже по данным воздушной разведки. Также установлено, что русские перебрасывают сюда соединения, которые были до этого на флангах и из резервов.

— Значит, Руди, наша игра удалась? — Фриснер впился колючим взглядом в лицо полковника. — И русские поверили, что мы ждем их на флангах? Я так понял смысл твоего доклада?

— Да, господин генерал, — твердо ответил Дитрих. — Я не сомневаюсь в том, что русские приняли нашу дезинформацию за истинное положение вещей.

— И ты можешь дать гарантию, что русские разведчики, которых, кстати, ты упустил, Рудольф, — генерал недовольно сдвинул брови, — не смогли сообщить в свой штаб о наших замыслах?

— Я готов дать такую гарантию. Русские разведчики окружены, и скоро я доложу вам об успешном завершении операции по их ликвидации.

— Рудольф, мне они нужны живыми. Хотя бы один из них. Это приказ.

— Слушаюсь, господин генерал.

— Я буду очень рад, Руди, — смягчился Фриснер, — если мы оба окажемся правы в наших предположениях и выводах. Слишком много поставлено на карту.

Фриснер внимательно прочитал бумаги, которые дал ему полковник. Изредка он делал пометки на полях, и тогда лицо генерала хмурилось — его хроническая недоверчивость даже, казалось бы, к общеизвестным, неоднократно доказанным истинам была хорошо знакома Дитриху.

— Рудольф, а теперь мне хотелось бы услышать твою оценку политической ситуации в Румынии на сегодняшний день.