Филип Шафф - История Христианской Церкви I. Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.)

Деян. 11:26; см. также Деян. 26:28 и 1 Пет. 4:16.

Имя Павел («маленький») — всего лишь эллинизированная или латинизированная форма его еврейского имени Савл («желанный»), оно никак не связано ни с собственным обращением Павла, ни с обращением Сергия Павла Кипрского. Среди евреев того времени часто встречались подобные двойные имена: Гиллель и Поллион, Кифа и Петр, Иоанн и Марк, Варнава и Иуст, Симеон и Нигер, Сила и Силуан. Возможно, Павел получил свое латинское имя еще в юности, которую провел в городе Тарсе как римский гражданин. Родовое имя Павел (Paulus) носили многие известные римские семьи: Эмилии, Фабии, Юлии и Сергии. Апостол пользовался этим именем в общении с язычниками и во всех своих посланиях. См. Hist. Ар. Ch., р. 226, и мои примечания к толкованию Ланге стиха Рим. 1:1.

Когда Павел писал свое Послание к Филимону в 63 г. по P. X., он уже был довольно пожилым человеком (πρεσβύτης, Флм. 9), то есть ему было не менее 60 лет. По словам Гиппократа, мужчину называли πρεσβύτης в возрасте 49 — 56 лет, а в более позднем возрасте — γέρων, senex. Павел употребляет это слово в письме младшему другу и ученику, поэтому не стоит понимать его слишком буквально. Вальтер Скотт называл себя «седым стариком» в 55 лет. Павел еще был «юношей» (νεανίας, Деян. 7:58) во время казни Стефана, которая состоялась, вероятно, в 37 г. Слово νεανίας имело довольно широкое значение, однако, исходя из того факта, что синедрион счел возможным поручить будущему апостолу очень важное дело, ему, скорее всего, было не менее 30 лет. Филон считает, что мужчину называли νεανίας до 28 лет, Ксенофонт — до 40 лет. См. толкование Лайтфутом Флм. 9, а также Farrar, I, 13–14.

Флп. 3:5. Евреем по происхождению и образованию, но эллинистом, то есть иудеем диаспоры, по рождению, Деян. 22:3. Вероятно, его родители были палестинцами. Такое толкование могло бы объяснить происхождение записанного Иеронимом («О знаменитых мужах», гл. 5) ошибочного предания о том, что Павел родился в галилейском городе Гискала, а после захвата этого города римлянами вместе с родителями эмигрировал в Тарс. Но оккупация Гискалы произошла только в 67 г. по P. X.

См. потрясающие слова об этом в Флп. 3:8–10 и 1 Кор. 2:1–2.

Гал. 1:14: «…и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий».

Ссылки и аллюзии на ветхозаветные Писания в изобилии присутствуют в Галатам, Римлянам и 1 и 2 Коринфянам, но отсутствуют в 1 и 2 Фессалоникийцам, Колоссянам и Филимону, а также в речи Павла перед афинскими язычниками, которым он приводил примеры не из Моисея и пророков, а из их же собственных поэтов.

Например, он опирается на собирательное значение слова «семя» (σπέρμα, zero) в Гал. 3:16, аллегорически толкует образы Агари и Сары в Гал. 4:22–31, а также скалы в пустыне, 1 Кор. 10:1–4. См. соответствующие комментарии.

1 Кор. 15:33. φθείρουσιν ήθη χρηστά όμιλίαι κακαί, «худые сообщества развращают добрые нравы».

Тит. 1:12. Κρέτες άει ψεύσται, κακά θερία, γαστέρες άργαί, «критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые». Поскольку Эпименид и сам был родом с Крита, его презрительный и уничижительный отзыв о своих соотечественниках послужил основой для логического парадокса: «Эпименид называет всех критян лжецами; Эпименид критянин; следовательно, Эпименид лжец; следовательно, критяне не лжецы; следовательно, Эпименид не лжец» и т.д.

Деян. 17:28. Του [поэтическое сокращение от τούτου] γάρ και γένος έσμέν, «мы Его и род». В точно таком виде этот отрывок встречается в 5–м стихе поэмы Арата «Явления» в следующем контексте:

Поэт–стоик Клеанф («Гимн Зевсу», 5) использует это же выражение в обращении к Юпитеру, Έκ σοΰ γαρ γένος έσμέν, а также в своей «Золотой поэме»: θείον γαρ γένος εστί βροτοΐσιν. Можно также процитировать похожий отрывок из Пиндара (6–я «Немейская ода»), о котором не упоминают толкователи: «Εν ανδρών, εν θεών γένος, έκ μιας δε πνέομεν ματρός αμφότεροι, «одна раса людей и богов; одна мать нам всем дает дыханье».

Очевидно, однако, что языческие авторы этих отрывков вкладывали в свои слова материалистический и пантеистический смысл, считая земную природу матерью людей и богов. Павел в своем искусном выступлении перед афинянами не одобрил их заблуждение, но признал, что в пантеизме есть частица истины — а именно, вера в божественное происхождение человека и в имманентность Бога по отношению к миру и человечеству.

τά στοιχεία του κόσμου, Гал. 4:3,9. См. Hilgenfeld, Einleitung, p. 223. Тирш полагает (с. 112), что Павел был знаком с «Никомаховой этикой» Аристотеля и что его диалектика имеет, скорее, классические, нежели раввинистические черты; но это едва ли справедливо. В Рим. 5:16,18 Павел использует слово δικαίωμα в Аристотелевом смысле юридического постановления (Rechtsausgleichung). См. «Никомахову этику», ст. 10, а также монографию Рота по поводу Рим. 5:12–21. Баур сравнивает стиль Павла со стилем Фуикидида.

Фаррар насчитывает «более пятидесяти образчиков тридцати фигур речи в греческом языке апостола Павла» (Farrar, I, 629 sq.), и этот факт, несомненно, опровергает утверждение Ренана, что Павел в Тарсе не мог получить даже элементарных познаний в грамматике и риторике.

Β 1 Кор. 9:1 речь идет о видении Христа в Дамаске. Во 2 Кор. 5:16 («если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем») оборот εί και (quamquam, «хотя даже», wenn auch), похоже, фиксирует некий факт, в отличие от оборота και εί (etiam si, «даже если», selbst wenn), который предполагает гипотезу; но здесь подчеркивается различие между внешним, плотским познанием Христа в Его смирении и земной жизни или поверхностным знакомством, основанным на слухах, — и духовным, эмпирическим познанием Христа в Его славе. Фаррар (I. 73 sqq.) отмечает, что Павел тотчас обратился бы, если бы действительно знал и слышал Иисуса.

Лука называет его изготовителем палаток, σκηνοποιός, в Деян. 18:3. В основном палатки делали из грубой шерсти киликийской козы (Κιλίκιος τράγος, так называли и грубого человека). Они пользовались спросом у пастухов, путешественников, моряков и солдат. Из этой же ткани делали плащи, обувь и постели. Память о киликийском происхождении этого материала сохраняется в латинском слове cilicium и во французском cilice, которые обозначают шерстяную ткань. Гамалиилу принадлежит афоризм, гласящий, что «любого рода знания, которым не сопутствует ремесло, бесцельны и ведут ко греху».