Артур Конан-Дойль - За городом

- У нас будет сегодня вечером маленький ужин.

- У нас? Ужин!

- Почему же нет? Ведь молодые люди дают же ужины. Отчего же не могут пригласить на ужин молодые девушки?

- Но кого же мы пригласим?

- Как кого? Разумеется Гарольда и Чарльза!

- А адмирала и миссис Гей-Денвер?

- О, нет! Это уже выйдет по-старомодному. Мы должны быть вполне современными девушками, Клара.

- Но что же мы подадим им за ужином?

- О, что-нибудь хорошенькое, что можно было бы приготовить скоро и что напоминало бы о кутеже. Погоди! Шампанское, конечно... и устрицы. Устрицы, и этого будет довольно. В романах все, кто ведет себя дурно, пьют шампанское и едят устрицы. А потом их не надо приготовлять. Много ли у тебя карманных денег, Клара?

- У меня три фунта стерлингов.

- А у меня один. Четыре фунта стерлингов. Но я совсем не знаю, сколько стоит шампанское. А ты знаешь?

- Не имею об этом ни малейшего понятия.

- Сколько устриц может съесть один мужчина?

- Право, не знаю.

- Я напишу Чарльзу и спрошу у него. Нет, я не буду ему писать. Я спрошу у Джэн. Позвони ей, Клара. Она была кухаркой и, наверно, это знает.

Джэн, подвергнутая перекрестному допросу, сказала только одно, что это зависит от джентльмена и от устриц. Но соединенный совет в кухне решил, что будет за глаза довольно трех дюжин.

- Так мы возьмем на всех восемь дюжин, - сказала Ида, записывая все, что требовалось, на листке бумаге, - и две пинты шампанского, а также ситного хлеба, уксуса и перца. Вот и все, я думаю. А ведь совсем не так трудно дать ужин, Клара?

- Мне это не нравится, Ида. Это кажется мне очень неделикатным.

- Но это необходимо для того, чтобы довершить наше дело. Нет, нет, теперь уже нельзя отказываться. Клара, а иначе у нас все пропадет. Папа, наверное, вернется домой с поездом, который приходит в 9.45. Ровно в 10 он будет дома. Когда он придет, то все должно быть готово. Ну, теперь садись и пиши Гарольду, чтобы он пришел в 9 часов, а я напишу то же самое Чарльзу.

Эти два приглашения были отправлены, получены и приняты. Гарольд уже был посвящен в тайну, и он понял, что это входит в план заговора. Что же касается Чарльза, то он так привык к эксцентрическим выходкам в лице своей тетушки, что его удивило бы скорее строгое соблюдение этикета. В 9 часов вечера оба они вошли в столовую дачи № 2 и увидали, что хозяина нет дома, на столе, покрытом белоснежной скатертью, стоит лампа с абажуром, приготовлен ужин и сидят две девушки, которых они выбрали себе в подруги жизни. Никогда и никто не веселился так, как они, - их смех и веселая болтовня раздавались по всему дому.

- Десять часов без трех минут, - закричала вдруг Клара, смотря на часы.

- Господи, Боже мой! Да, это так. Ну, теперь давайте составим нашу маленькую живую картину!

Ида выдвинула нарочно на показ бутылки с шампанским по направлению к двери и рассыпала по скатерти устричные раковины.

- Ваша трубка с вами, Чарльз?

- Моя трубка? Да, со мной.

- Так, пожалуйста, курите ее. Ну, не рассуждайте, а курите, а иначе весь эффект пропадет.

Этот большой ростом и широкоплечий детина вытащил из кармана красный футляр, из которого вынул большую желтую пеньковую трубку и через минуту начал выпускать из нее большими клубами дым. Гарольд закурил сигару, а обе девушки - папиросы.

- Все это очень мило и напоминает об эмансипации женщин, - сказала Ида, посматривая вокруг себя.

- Ну, теперь я буду лежать на этом диване. Вот так! А теперь вы, Чарльз, садитесь сюда и небрежно обопритесь о спинку дивана. Нет, не переставайте курить. Мне это нравится. Ты, милая Клара, положи ноги на корзину с угольями и постарайся принять на себя рассеянный вид. Мне бы хотелось, чтобы мы украсили себя цветами. Вот там на буфете лежит салат. Ах, Господи, вот он! Я слышу, как он повертывает свой ключ в замке. - Она начала петь своим высоким свежим голосом какой-то отрывок из французской шансонетки, а хор подхватывал и пел "тра-ла-ла".

Доктор шел домой с вокзала в мирном и благодушном настроении, сознавая, что, может быть, он сказал лишнее поутру, что его дочери в продолжение целого ряда лет вели себя примерно во всех отношениях, и что если они переменились за последнее время, то потому только, что, как они сами говорили, они послушались его совета и во всем подражали миссис Уэстмакот. Он мог ясно видеть теперь, что этот совет был неблагоразумен и что если бы на свете жили только женщины, похожие на миссис Уэстмакот, то не могло бы быть счастливой и спокойной жизни. Он был сам во всем виноват и ему было больно подумать о том, что, может быть, его запальчивые слова расстроили и огорчили его девочек.

Но этот страх скоро рассеялся. Войдя в переднюю, он услыхал голос Иды, поднявшийся до высоких нот, - она пела веселую шансонетку, и почувствовал сильный запах табака. Он растворил настежь дверь столовой и стоял, пораженный тем зрелищем, которое открывалось перед его глазами.

Вся комната была наполнена облаками синего дыма, сквозь который лампа освещала бутылки с золочеными головками, тарелки, салфетки и целую груду устричных раковин и папирос. Ида, раскрасневшаяся и взволнованная, полулежала на диване, около нее на столике стоял стакан с вином, а между пальцами она держала папироску; около нее сидел Чарльз Уэстмакот, закинув руку на спинку дивана, что имело такой вид, как будто он хочет ее обнять. На противоположной стороне комнаты сидела, развалившись в кресле, Клара, и около нее Гарольд, оба они курили и перед ними стояли стаканы с вином. Доктор стоял, не говоря ни слова, в дверях и с изумлением смотрел на эту попойку.

- Войдите, папа! Пожалуйста, войдите! - крикнула Ида. - Не хотите ли вы выпить стакан шампанского?

- Нет, прошу меня извинить, - отвечал отец самым холодным тоном. - Я чувствую, что я вам буду мешать. Я не знал, что вы задаете пиры. Может быть, вы будете так любезны сказать мне, когда вы кончите. Я буду у себя в кабинете.

Он сделал вид, что совсем не замечает обоих молодых людей и, затворив дверь, пошел в свой кабинет, огорченный и оскорбленный до глубины души. Через четверть часа после этого, он услыхал, что в столовой хлопнули дверью, и обе его дочери пришли сказать ему, что гости от них ушли.

- Гости! Чьи гости? - закричал он в сердцах. - Что это за собрание?

- Мы давали маленький ужин, папа, и они были нашими гостями.

- О, вот как! - и доктор саркастически засмеялся. - Значит вы думаете, что это хорошо принимать и угощать молодых холостых людей поздно вечером, пить и курить вместе с ними, потом... О, зачем только я дожил до того, что мне приходится краснеть за своих дочерей! Слава Богу, что этого не видит ваша дорогая мать!

- Дорогой папа! - воскликнула Клара, бросившись к нему на шею. - Не сердитесь на нас. Если бы вы понимали, в чем дело, то увидали бы, что в этом нет ничего дурного.