Афанасий Коптелов - Точка опоры

- А я... - Утирая платком лицо, Надежда рассмеялась. - Искала в Праге Модрачека, уверяла, что он - мой муж! А потом, когда разобрались...

- Потом тебя стали угощать кнедликами. Правда? И тебе понравились? Мне тоже. Особенно со сливами. Теперь, конечно, без слив. Не сезон... Замечательные люди Модрачеки!

- Я могу принести пива, - предложила хозяйка. - Ради встречи стол накрыть.

- Благодарю вас, фрау Ритмейер. Но пиво - в другое время, - сказал Владимир Ильич с легким поклоном, и она ушла.

Тем временем Надежда окинула взглядом комнату. Возле водопроводного крана приметила жестяную кружку на гвозде. Как видно, вся его посуда! Вдоль стены - узенькая железная кровать, на ней плед - подарок Марии Александровны. Им Володя укрывался в Шушенском. Другой такой же привезла она. Будет чем накрыть вторую кровать. Конечно, не здесь, а где-нибудь...

- Не удивляйся моему жилищу, - улыбнулся Владимир Ильич. - Меня оно устраивало. А теперь найдем другое. Завтра же отправимся по адресам. Правда, понадобится паспорт для прописки.

- Но у тебя же - есть. И я получила.

- С нашими - рискованно. Лучше - чужие. Мне уже обещали болгарский. А тебя, как жену, впишут. Выбирай себе имя. Засулич, например, прописана Великой. А тебе какое имя нравится? Милка, Цола, Вида, Рада, Станка...

- Выбор, Наденька, богатый, - сказала Анна Ильинична. - И еще есть хорошие: Лиляна, Марица... Записывайся Марицей.

- Марицей так Марицей. Если Володе нравится.

- Хорошо! Но ты нам еще ничего не рассказала о Москве. Как там наши? Как мама? Здорова ли?

- Как мой Марк? Как Маняша? - в свою очередь засыпала вопросами Анна Ильинична.

- Ты что-то отмалчиваешься? - Владимир Ильич взял жену за обе руки, заглянул в глаза. - Я чувствую, что-то случилось. Писем от мамы давно нет.

- И Марк молчит. И Маняша.

- Их в одну ночь... увезли в Таганку.

- Сволочи! - Мартов выбросил окурок в окно и, взъерошив волосы растопыренными пальцами, пробежал семенящими шагами по комнате из угла в угол. - Сатрапы!.. Варвары!.. Николкины людоеды!..

- Маме опять удар. - Анна Ильинична, едва сдерживая слезы, достала платок. - И одна она там... Совсем одна... Надо ехать...

- Ни в коем случае, - хрипловато перебил Мартов. - Чтобы еще одной узницей стало больше...

- Когда это случилось? - вполголоса спросил Владимир Ильич. - При обыске ничего не нашли? Улик нет? Должны выпустить... Будем надеяться... Ну, не стану больше перебивать. Рассказывай подробно.

Мартов, поправив пенсне, опять просеменил по комнате, погрозил тощим кулаком:

- Дождутся, дьяволы!.. Я уже предупреждал Зубатова... - Остановившись возле Надежды Константиновны, спросил: - Вы читали в первом номере?

- Ничего я не читала: не дошла "Искра" до Уфы. Вероятно, земцы побоялись передать.

- Так для вас тут гора новостей! - продолжал Мартов. - В первом номере - моя статья о Зубатове. Я ему пригрозил: дождется шельмец "той поры, когда, при свете открытой борьбы за свободу, народ повесит его на одном из московских фонарей". Всю статью из слова в слово помню. - И снова погрозил кулаком: - Поделом ему! Гончей собаке - собачья смерть!

Когда он умолк, все принялись расспрашивать Надежду Константиновну о Питере. Новости были грустные: литераторы, подписавшие протест против побоища у Казанского собора, высланы из столицы. Анненский, Вересаев, Гарин-Михайловский, Бальмонт, Чириков - на два года. Их человек пятьдесят. Поссе - на три. Калмыкова - тоже на три. Но ей, как вдове сенатора, разрешили выехать за границу. На весь срок. Она быстренько продала книжный склад и отправилась, кажется, в Дрезден.

Улучив паузу, Анна Ильинична сказала:

- Наденька, я Володю знаю, он может и забыть...

- А вот и не забыл! - Рассмеявшись, Владимир Ильич стал рыться в газетах, сложенных стопкой на столе.

Но Анна Ильинична, опередив брата, выхватила из-под газет брошюру, еще пахнущую типографской краской, и подала:

- Вот его подарок!

- Ой, моя сибирская писанина! - Надежда прижала к груди книжку "Женщина-работница". - Вот нечаянная радость!

- Как журналист, подчеркиваю, - взмахнул рукой с дымящейся сигаретой Мартов, - удачная и нужная брошюра! Уверен - перепечатают в подпольных типографиях.

- Мы уже отправили ее в Россию, - сказал Владимир Ильич. - В Псков, в Киев, на Кавказ... Она пойдет широко, особенно в фабричных районах.

Вошла Вера Засулич; здороваясь, оглядела приезжую:

- Вот вы какая! С косой! Это мне нравится. Только сразу видно русская! - Повернулась к Мартову: - Дайте сигарету, у меня все кончились. Со вчерашнего дня не было ни дыминки во рту. Под ложечкой сосет.

- Небось не завтракали, Велика Дмитриевна? - спросил Владимир Ильич. - Вам бы полезно по утрам выпивать стакан молока.

- Сказали тоже!.. Да лучше табачка на голодный желудок нет ничего! От глубокой затяжки кашлянула, и узкие плечи ее вздрогнули. - Как там Питер?

- Бурлит. Побоище у Казанского собора подлило масла в огонь. Студенты выпустили стихотворную листовку. В ней, помню, такие строчки:

Со штыком под знамя свободы

Выйдет каждый студент, как солдат!

- Отлично! Ай да питерцы! - Владимир Ильич потер руки. - Под красным знаменем готовы - со штыками! Молодцы! Ну, а на заводах как? Идут на помощь студентам?

- Пошли бы... Я это почувствовала за Невской заставой. Повидала там рабочих, своих бывших учеников. На Обуховском готовятся Первого мая выйти на улицу. Собираются выпустить листок. Может подняться весь район. А поднимется ли - не знаю. "Экономисты" вставляют палки в колеса.

- Опять - они! - Владимир Ильич опустил кулак на стол. - Об этом надо писать. Искровцы должны всюду проникнуть в комитеты, повернуть их в нашу сторону. Извини, Надя, что перебил! О Питере я не могу молчать, - он нам особенно дорог.

Вошла Инна Леман, тридцатилетняя темноглазая женщина с тонкими полукружьями бровей, секретарь редакции. Она вела за руку белокурого малыша в вельветовой курточке. Мартов подбежал к ней мелкими шажками, принял легкую ротонду, кинул на крючок:

- Димочка! (Он любил эту кличку Инны Гермогеновны.) Вам везет. И все мы наконец-то дождались! Знакомьтесь с преемницей. - Широким театральным жестом указал на Ульянову. - Не удивляйтесь, Надежда Константиновна. Разве вам Владимир не писал? Значит, не успел. У нас все-все решено. Отныне вы секретарь. Как говорится, вам и карты в руки. Принимайте, володейте редакционными бумагами. У Димочки, видите, руки связаны, и ей нужен отдых. Но из игры она, я знаю, не выйдет.

- Безусловно, - подтвердила Димка, кивнула всем аккуратно причесанной головой. - Отрываться не буду. Что потребуется - сделаю.

Той порой Засулич, быстро затушив о подоконник недокуренную сигарету, схватила на руки маленького Вольдемара:

- Волька! Груздочек беленький! - погладила ребенку волосы, мягкие, как пух, поцеловала в висок. - Ой, как я по тебе соскучилась!