Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Замечу, с точки зрения Западной Европы, Франции или Британии, ничего тут не было необычайного. Но там и не было демократии в среде феодалов. На каждом престоле сидел старший сын прежнего короля или герцога и удерживал этот престол так, как у него получалось. Междоусобица с взаимными убийствами, включая убийства малолетних наследников, ослепления и прочие увечья, продажа в рабство и подмена документов, похищения и заточения — все это обычнейшая, рутинная практика дворов феодальных владык. Стоит почитать хотя бы серию «Проклятые короли» Мориса Дрюона: про Железного короля и его потомков, проклятых на костре Великим магистром ордена тамплиеров.

Можно вспомнить и более популярных классиков. Возьмите Шекспира: у него кроме истории о Ромео, Джульетте и Шейлоке, все остальные — о захватах престола. Вариации лишь в масштабах подлостей и зверств, которые проявляют претенденты и преемники в отношении своих родителей, единокровных братьев, сестер и более дальних родственников.

При этом, как правило, степень родства никак не связана со степенью жестокости и коварства героев: зачастую с собственным отцом герои великого драматурга (герои-то выдуманы, но истории — реальны!) поступают подлее, чем с десятиюродным племянником.

А на Руси тем временем сохранялась даже некая своеобразная демократия внутри рода князей. У нас разборки между своими воспринимались как чудовищное «нестроение».

Мудрый Владимир Мономах в 1097 году предложил всем князьям Руси собраться на съезд в город Аюбеч и договориться по-хорошему.

На съезде все князья дружно сокрушались, что воюют между собой, а земля от этого оскудевает, раздорами же пользуются для своих набегов половцы. Было договорено: «Есть всего один способ блюсти землю Русскую. Кождо да держитъ Отчину свою». [262]

Тут надо сразу отметить: эту формулу упоминают далеко не во всех учебных пособиях и популярных книгах по истории. И даже если она упоминается, то не полностью. «Кождо да держить Отчину свою» Первая половина фразы удивительным образом исчезает. [263]

Почему? Ведь это — важнейшая деталь. Князья не просто делили землю, а заботились все вместе о защите и процветании всей русской земли.

Верно было замечено, что в таком отношении русской элиты к своему исключительному положению выражалось не что иное как свобода. И так продолжалось в дальнейшем веками на протяжении поколений и поколений.

Для польского шляхтича свобода выражалась в праве не подчиняться. Для английского лорда — в праве контролировать, на какие цели идут уплаченные им налоги. А для русского дворянина, прямого наследника (во всяком случае духовного) тех первых князей, свобода выражалась в возможности принимать участие в великом строительстве империи. И у кого, скажите, в результате было больше этой самой свободы? У поляка, чье неподчинение, чей гонор ни на что в общем-то не влияли, или у русского, чья готовность служить делала его сотворцом мировой истории?

Но мы сильно забежали вперед. А тогда, в конце XI века, князья порешили, что каждый должен оставаться в своем уделе… Во всяком случае так предполагалось.

Суха теория, мой друг. На практике, как всегда, действовали сразу все демократические механизмы. В многовекторной древнерусской политике они зачастую противоречили друг другу. Всего через 16 лет тот самый Владимир Мономах, что собирал съезд, стал Великим князем киевским. В обход старшинства, вопреки решениям княжеского съезда — и по воле народа.

В 1113 году умер киевский князь Святополк Изяславич. Киевляне его не любили за жадность. Князь опирался на ростовщиков, в долгах у которых ходил весь город. После смерти Святополка киевляне восстали, начался погром.

По одной версии, киевляне ударили в вечевые колокола и позвали на княжение уважаемого ими Владимира Мономаха. По другой, Владимира пригласили «лучшие мужи». То есть бояре — те, кто обладал наиболее весомым голосом и во время народных собраний, и при решении текущих дел. По третьей версии, наименее вероятной, Мономах узнал о восстании и пришел сам, чтобы остановить беспредел.

Что здесь правда, до конца уже никому не разобраться, но факт: без согласия Киева Владимир Мономах там бы не утвердился, не усидел.

Власть князя зависела от воли земли. А в случае Мономаха она оказалась даже весомее решений общерусского княжеского съезда.

А все-таки странно, согласитесь, что слова «блюсти землю Русскую» выпадают из учебников. И это ощущение странности не будет нас покидать, пока мы не разберемся с происхождением мифа о тотальной нерасположенности России к демократической форме правления. Мифа о том, что предрасположены мы лишь к тоталитаризму, сопровождаемому обязательным душегубством.

Этот миф имеет сравнительно позднее происхождение. Он — наследие крммунистического режима. «Мы наш, мы новый мир построим», — пелось в официальном гимне СССР. Вплоть до 1944 года им был «Интернационал». Весь «старый» мир, вся история России огульно считалась «проклятым царизмом». Несколько утрируя, но именно так. Слово «патриотизм» долгое время было почти запрещенным, его приравнивали к «шовинизму». Ну, а к демократии у большевиков вообще было своеобразное отношение. Мягко говоря.

Вот нечто «прекрасное» от тов. Зиновьева, произнесенное с трибуны XII съезда РКП(б): «Мы — марксисты, и поэтому мы слышим, как трава растет. Мы видим на два аршина под землей». Сейчас же, если спросить, что у нас растет и что происходит на два аршина под землей, то, как правильно подчеркнул т. Ленин, мы должны сказать: растет великодержавный русский шовинизм… Где бы он ни рос, этот чертополох, он остается чертополохом. Мало того, у нас есть шовинизм великорусский с самым опасным значением, имеющий за собой 300 лет монархии и империалистическую политику, царскую политику, то есть всю ту иностранную политику царизма, о которой еще Энгельс в 1890 году писал, что «всякий, кто в этом отношении сделает хоть малейшую уступку шовинизму, неизбежно подаст руку и царизму». [264]

Это цитировалось в 1923 году. Ну что было ждать при таком отношении к отечественной истории? К нашему наследию, включая наследие политическое? Только самоубийца мог тут начать расписывать, какие мощные демократические механизмы работали на Руси все время существования нашего государства. Любой позитив, относящийся к эпохе «до 17-го года» в 20-х годах XX века тщательно отфильтровывался. Демократия исчезла из учебников истории.

А вот 1925 год. Стихотворение пролетарского поэта Василия Александровского «Русь и СССР». Опубликовано в «Правде» 13 августа.