Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Изуверы сгинули несколько позже. Окончательно — только через 60 лет. И все это время культивировалось пренебрежительное отношение к русской истории. Порой, когда это требовалось, на щит поднимались отдельные исторические фигуры — то Иван Грозный, то Петр I. Но в целом тысячелетняя отечественная история рисовалась как века косности и бесперспективности.

А демократия на Руси как бы и вовсе не существовала. Точнее, приводились примеры ее экстремальных форм — в виде народных восстаний. Ну, и были еще официально дозволенные образцы — вроде новгородского вече. Причем оно, это народное вече в Новгороде, противопоставлялось всей политической системе Руси.

Остальное замалчивалось. Видимо, не готовы были большевики, а потом — коммунисты, а потом — партократы позднего советского образца ответить на законно возникавшие вопросы: «А где это все? Куда подевалась исконная русская традиция самовластия?»

В результате этих десятилетий замалчивания у читателя сегодня возникает другой, но столь же недоуменный вопрос: «Неужели это все было на самом деле?»

Было.

Креститель Руси Владимир Святой до Киева княжил в Новгороде. Став великим князем, он отправил в Новгород одного из своих сыновей — Ярослава, будущего Мудрого. После смерти отца Ярослав хотел занять великокняжеский киевский стол, попросив новгородцев о помощи.

Вече согласилось, но за свою помощь попросило плату. Это было не золото и не земли. Новгород просил вольности. Платой городу стала СВОБОДА.

Ярослав дал жалованные грамоты вольности новгородской. [266]Согласно этим документам, князь становится не господином Новгорода, а его служилым человеком. Новгород заключает с ним договор-ряд, в котором прописаны условия службы князя и обязанности города. Если князь нарушает договор, ему можно указать дорогу вон из Новгорода.

Несколько веков князья, которых звал Господин Великий Новгород, клялись не нарушать данных Ярославом вольностей и приносили присягу Новгороду, положив руку на эти грамоты. [267]

Даже в бреду невозможно представить себе, чтобы король или герцог в Европе просил бы помощи у Венецианской или Флорентийской республики. Чтобы он получил эту помощь, с помощью республики стал королем, а в благодарность за помощь провозгласил бы право республики приглашать себе служилого герцога…

Но ведь Великий Новгород — не какая-то торговая республика. Это огромное государство, историческая область Руси, по своему значению равная Бургундии или Нормандии. Пожалуй, что и вместе взятым. Ничего подобного в Европе не было отродясь.

Новгород активен, энергичен. Новгород волен и хочет еще больше воли. За свою службу город требует не богатства — свободы. Деньги сами заработаем, говорят новгородцы. Дайте только волю. Нам бы только волю во широком поле… — это вообще лейтмотив всего развития русской истории и русского народа. Нет воли — уйду на Дон, в Сечь, за Урал, в Сибирь, на Байкал. Чёрта два достанете.

По-русски такие места называются широким понятием «отдушина». Отдушинами служили и Камчатка, и Аляска — русские «украины». Наши необозримые просторы делали затруднительным социальный взрыв. А вот, например, для англичан, доведенных до крайности огораживаниями и «кровавыми законами» Елизаветы, «отдушина» приоткрылась лишь в XVII веке, с началом заселения колоний.

Вероятно, такое бегство — одна из основных черт национального характера. Русскому проще уйти куда глаза глядят, чем просить и договариваться. Особенно с начальством.

Впрочем, если власть обладает политической мудростью, то и рывок на волю совпадает с начальственными указаниями. Вспомним Потемкина. Вопреки мифу о «потемкинских деревнях» в период, когда он фактически управлял всем югом страны, началось активное освоение огромных благодатных территорий с помощью крестьян-переселенцев из других районов империи.

Так люди, жаждавшие свободы, осваивали и создавали самую необъятную в истории человечества державу.

Но об этом отдельный разговор.

Пока же подчеркнем: тогда во всех областях Руси политический строй был «сочетанием двух начал: монархического в лице князя и демократического в лице вече». [268]В XI веке в Новгороде, как и во всех остальных землях Руси, князь получал власть по наследству или по завещанию. Разница в том, что в Новгороде каждый новый князь мог приступить к исполнению своих обязанностей только после того, как поклялся на грамотах Ярослава не нарушать вольностей Новгорода, вечевой строй которого был защищен законами и обычаями. А в Средневековье обычай, как правило, был даже сильнее закона.

Более 450 лет грамоты Ярослава служили гарантией новгородской вольности. Вплоть до создания централизованного русского государства. Объединяя страну, Иван III не только уничтожил сами грамоты, но и «вымарал» из московских и новгородских летописей всякое упоминание о них. Слава Богу, до летописей и хроник, которые велись в Великом княжестве Литовском, Польше и Скандинавии, ему было не добраться.

«Если у сына твоего две головы, то пошли его в Новгород». Так говорили свободные новгородцы самому великому князю. Слова их воспринимались всерьез. В 1102 году новгородцы не хотели принимать на княжение сына Святополка.

Новгород, возглавляемый вече, восставал многократно, начиная еще с 862 года, когда изгонял варягов. А в 1136 году здесь фактически произошла революция, которая окончательно утвердила вечевой строй. Жители города восстали, арестовали тогдашнего своего князя Всеволода и «всадиша в епископль двор с женою и с детьми и с тещею и стражи стережаху день и нощ с оружием, 30 мужь на день». [269]Два месяца томили Всеволода под арестом. Он отрекся от княжения, и его выпустили со всей семьей, включая тещу.

Так, с 1136 года правление Новгородом полностью перешло вече. Князь, конечно, был необходим — как глава войска. Но его роль в государстве была, как уже упоминалось, служебная, а условия службы оговаривались жестко и строго. Столько-то покосов для лошадей его дружины, такое-то количество хлеба и мяса для самих дружинников. Столько-то князь должен платить оружейникам за починку кольчуги или за новый меч.

Так же жестко оговаривалось, что он не должен вторгаться в дела управления. Князь не мог ставить своих людей в администрации, раздавать земли, судить граждан Новгорода: «а самосуда не замышляти». Договор требовал, чтобы князь не препятствовал торговле Новгорода с другими государствами, не нарушал границ и не создавал проблем с соседями… Чтобы не объявлял войны, не начинал походов и не заключал мира. «А коли будет Новугороду размирье с немцы, или с Литвою, или иной землею, пособляти ти, княже, по Новегороде без хитрости: а без новгородского ти слова, княже, войны не замышляти». В 1266 году князь Ярослав хотел идти войной на Псков. «Новгородцы же возбраниша ему», и князь «отослал полки назадо». [270]