Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

До берестяных находок сама постановка вопроса казалась странной: кто же это будет ходить по грамотам? Ведь пергамен дорог, книги очень ценны. А теперь все понятно: ведь берестяные грамоты бросали, как только они отслужили свой срок. Писать на бересте второй и третий раз было невозможно.

Люди топтали берёсто, не зная, какие слова там написаны… А что, если это слова священные? Скажем, «Бог», «ангел», «Богородица»? Получается — ходят люди как бы по обрывкам священных текстов. Вот священника и волновало — не грех ли? В Новгороде этот вопрос приобретал самый непосредственный бытовой смысл.

Новгородцы действительно буквально ходили по грамотам. Если это и грех, то какой полезный для познания прошлого!

Невозможно найти группу населения Новгорода, не владевшую грамотой. Прихожане пишут священникам и наоборот… Ростовщики переписывают своих должников. Одни бояре пишут другим. Ремесленники переписываются с заказчиками.

Регулярно писали друг другу люди самого простого состояния, в том числе супруги, родители и дети. Обычнейшая семейная переписка.

Вот грамота XIV века: «Поклон от Марине к сыну моему к Григорью. Купи ми зендянцу добру. А куны яз дала Давыду Прибыше. И ты, чадо, издей при себе да привези семо».

Зендянец — это хлопчатобумажная среднеазиатская ткань, привозили ее из города Зендяны. Куны — это деньги, и мама Григорья, Марина, посылает ему деньги с оказией. Явно люди они небогатые, если у сына может не оказаться под рукой денег на покупку ткани.

Заказчик пишет мастерице: «Озцинку выткала и ты ко мне пришли, а не угодице с ким прислать, и ты у себе избели». Заказчик узнал, что холсты («озцинка») сотканы, и просит прислать. Если не с кем — пусть их выбелят на месте.

Или вот запись и расчет заказа какого-то вышивальщика: «Мыла на белку бургалского, а на другую белкую…» Белка — опять же, небольшая денежная единица. Бургалское мыло? Это от немецкого слова «бург» — городское мыло, говоря попросту.

Огромное число грамот написано крестьянами владельцам своих сел в Новгород. Такова, кстати, и самая первая, найденная Акуловой. Новгород оживленно переписывался со своими сельскими владениями. Владельцы земель дают поручения управляющим, ключникам. Ключники отписывают господам, а поверх голов ключников крестьяне пишут своим господам… А те напрямую отвечают крестьянам!

Вот грамота XV века: «Цолобитье от Кощея и от половников. У кого кони, а те худи, а у иных нет. Как, осподине, жалуешь крестьяны? А рож, осподине, велишь мне молотить, как укажешь».

Авторы письма — ключники и крестьяне, обрабатывающие господскую землю за половину урожая (откуда и название — половники). Они, эти бедные крестьяне, жалуются на отсутствие коней. Интересно было бы рассказать этим людям о теориях ученых ХѴІІІ-ХІХ веков про поголовно неграмотную Русь.

Найдены и длинные стержни-писала, которыми прочерчивали буквы на бересте. Писало в Древнем Новгороде было таким же бытовым предметом, как нож, или как роговой гребень. Наверное, многие новгородцы так и ходили везде с писалом, подвешенным к поясу, как с ножом или с гребнем.

Грамоту знали и женщины. Известно несколько писем от мужей к женам и от жен к мужьям.

Или вот записка, втоптанная в грязь мостовой на рубеже XII и XIII веков: «Я посылала к тебе трижды. Какое зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ко мне не приходил?»

Грамотка, от которой романтичному читателю становится немного грустно, найдена возле забора усадьбы. Так и видится девушка, которую «накрыли» строгие родители при попытке передать письмо.

Но выпала записка из руки романтической девушки или из рук бабушки, посылающей письмо загулявшему внуку, или же стоит за ней какая-то темная любовная связь замужней женщины, — в любом случае получается: женщины тоже уверенно владели грамотой.

В житиях некоторых новгородских святых, написанных еще в средние века, рассказывается среди прочего, что они учились в школе. Сообщается об этом как о вещи совершенно обычной. И не в одном Новгороде, а по всей Руси. В документах знаменитого Стоглавого собора 1551 года сказано, что «…прежде сего училища бывали в Российском царствии на Москве и в Великом Новгороде по иным градам».

Сенсацией стала находка берестяных «тетрадок» мальчика Онфима. На одном листе бересты Онфим сделал эдакий героизированный автопортрет в виде воина.

Благодаря этому рисунку неведомый и никак иначе не прославленный в веках Онфим угодил даже в школьные учебники. Но интереснее всего, что возле изображения себя самого в качестве отважного всадника, Онфим продолжил изучение букв, написав на свободном клочке бересты «абвгдежзиік», то есть тогдашнюю азбуку.

Обрывки азбук находили еще много раз. В 1970 году обнаружили даже целую азбуку XIII века — самую древнюю из найденных до сих пор.

А в одном случае в качестве азбуки использовали… берестяное лукошко. Оно прохудилось, и его отдали ребенку для учения. На овальном донышке лукошка, на перекрещивающихся широких полосах бересты старательно выписана вся азбука, потом склады: ба, ва, га, да… И так до ща. На обороте — продолжение складов: би, ви, ги… До си. Дальше просто не хватило места.

Такое «слоговое учение» было типично вплоть до начала XX века, ведь все буквы выучивались по их названиям: «аз», «буки», «веди», «глаголь»… Даже если ребенок уже твердо выучил, что буква «аз» читается как «а», а «буки» как «б», ему очень трудно было понять, как из их сочетания получается слог «ба». Приходилось выучивать буквы, потом составлять из них слоги, вызубривать их, как буквы, а, уже выучив слоги, формировать из них слова.

Археологи находили и специальные дощечки для учения письму и счету. Поверхность дощечек покрывали воском и разлиновывали так, что малышу было удобно писать еще непривычные буквы.

Такие дощечки для письма делались парными, и в каждой из них проделывалось по три отверстия. Дощечки складывались навощенными сторонами внутрь, орнаментом наружу, и связывались через эти отверстия. Ребенок носил такие дощечки в школу. Там его учили писать на воске, — в точности как это делалось в Греции, Риме, а потом и в Европе.

На воске писали не острым концом писала, а лопаточкой на другом его конце. Обучение писать на бересте было другим этапом книжного учения, когда маленький человек уже знал буквы и слоги. Дело в том, что для выдавливания букв на бересте требовался довольно сильный нажим. Воск-то мягкий, усилий не требует. А на бересте чертить и выдавливать буквы приходилось острым концом писала, и было это не самым простым занятием. Не случайно писали новгородцы буквами, которые очень похожи на печатные. Это и чтобы легче было прочитать, и потому, что так писать физически легче.