Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Ни с кем войны не вчинять.

Миру не заключать.

Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать.

В знатные чины, как в статские, так и военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять и гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного тайного совета.

У шляхетства живота и имения, и чести без суда не отнимать.

Вотчины и деревни не жаловать.

В придворные чины, как русских, так и иноземцев, без совету Верховного тайного совета не производить.

Государственные доходы в расход не употреблять.

И всех верных подданных в неотменной своей милости содержать. А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской. АННА». [327]

Надо сказать, замечательный документ.

Простой, короткий, понятный. Не чета петровским Указам. Отметим: «птенцы гнезда Петрова» неучами и дураками не были.

Если бы все эти Кондиции были претворены в жизнь, императрица Анна имела бы власти в России меньше, чем королева Елизавета II в современной Великобритании.

Это была по сути попытка установления ультралиберальной конституционной монархии, только без парламента, — его заменял узкий круг аристократов-олигархов. Однако, уверен, круг этот неизбежно пришлось бы расширять, дополняя Сенатом, главами коллегий, а со временем, возможно, и периодически собираемым Собором.

Но, увы, все это рассуждения в духе теорий исторической альтернативы…

Итак, в Российской империи возникла идея официально ограничить власть монарха. Родилось дело невиданное, чреватое непредсказуемыми последствиями.

Утром 19 января 1730 года собравшимся в Кремле Сенату, Синоду, генералитету и «высшим чинам» Верховный тайный совет объявил о вручении престола Анне: то есть второй раз сообщил о своем решении, уже в более широком кругу. Прибавив, что для избрания требуется согласие ВСЕГО ОТЕЧЕСТВА в лице собравшихся здесь чинов. «Все отечество» в лице собравшихся в Москве дворян не возражало.

А тем временем, и независимо от воли «всего отечества», скакали курьеры к Анне Ивановне, везли письмо верховников и в том числе пресловутые Пункты.

Смысл ограничения монархии понятен: сделать положение вельможи чем-то независимым от воли монарха. Можно, конечно, и пригласить Анну без всякой конституции. Тогда она будет обязана Голицыну, как главному виновнику своего избрания. «Но Голицын научен горьким опытом: он знает, что сначала ему будут благодарны, сначала поласкают человека, неспособного быть фаворитом, а потом какой-нибудь сын конюха, русского или курляндского, через фавор оттеснит первого вельможу на задний план. Вельможество самостоятельного значения не имеет; при самодержавном государе значение человека зависит от степени приближения к нему. Надобно покончить с этим, надобно дать вельможеству самостоятельное значение, при котором оно могло бы не обращать внимания на фаворитов». [328]

А одновременно в Москве замысел верховников стал известен широкому кругу дворян. «Затейка», как быстро окрестили этот замысел, вызвала у дворян глухой ропот… Но не потому, что «верховники» хотели ограничить самодержавие, а главным образом потому, что сами они оказывались «вне игры».

«Невозможно затеянного сего дела не назвать самым злейшим преступлением, хотя бы какие кто вымышлял отговорки, а то ради следующих причин:

1. Делали сие не многие и весьма число не токмо не довольное, но малое и скудное. А если бы искалося от них добро общее, как они скажут, то бы надлежало от всех чинов призвать на совет не по малому числу человек», — так писал неизвестный нам участник событий, анонимный автор сочинения «Изъяснение каковы были неких лиц умыслы, затейки и действия в призыве на престол Ея императорского величества».

И насчитал в общей сложности 16 пунктов, в силу которых «невозможно затеянного сего дела не назвать самым злейшим преступлением».

По словам Феофана Прокоповича, принимавшего самое активное участие в событиях, «куда не придешь, к какому собранию не пристанешь, не иное что было слышать, только горестные нарекания на осмиличных оных затейщиков; все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие».

Феофан насчитывал до 500 «агитаторов», сплачивавших целый оппозиционный союз, в котором боролись два мнения. Сторонники «дерзкого» мнения думали напасть на «верховников» с оружием в руках и истребить их. Если учесть, что в числе оппозиционеров было немало офицеров и гвардейцев, идея покажется не такой уж неосуществимой.

Сторонники «кроткого мнения» думали пойти к «верховникам» и заявить, что не дело немногих «состав государства переделывать» и что вести такие дело тайно «неприятно-то и смрадно пахнет».

Обычно это толкуется так: дворянство не созрело, ну не могло жить без абсолютного монарха.

Сомневаюсь. Тут возможно совершенно иное толкование событий. Дворянство-то вовсе и не против ограничения самодержавия как такового. Только оно хочет и само участвовать в «затейке».

Дополнительная сложность была в том, что «верховников» не любили дружно, а вот позитивная программа была у всех разная. Шли отчаянные споры о степени и о формах ограничения монархии. Для того чтобы договориться заранее, у дворян попросту не было времени, и в результате их не объединяла какая-то общая политическая программа. [329]

Повторюсь, дворян возмущало вовсе не ограничение монархии, а олигархический способ решать государственные вопросы. Им самим тоже хочется в олигархию…

Какое-то время верховники зачем-то вообще врали, что Кондиции — не их изобретение, а как раз и есть «монаршая воля». По словам Феофана Прокоповича, все «ѵши опустили, как бедные ослики», «дряхлы и задумчивы ходили». Но как не ходи, как не опускай или не поднимай уши, а против монаршей воли не пойдешь. Что государыня соизволила подарить, то и соизволила, ничего тут не поделаешь.

Но обман быстро раскрылся. Оказалось, что будущий политический строй России — вовсе не дело, уже решенное монархом, а нечто такое, что могут решать сами дворяне…

Но тогда у каждого, буквально каждого из них открываются огромные возможности! Раз Кондиции — продукт закулисной сделки и ничего еще не решено, то ведь тогда каждый может попытаться предложить свою версию сделки! Свой способ политического устройства! Ведь если одной «компашке» можно договариваться с императрицей, как ей править, то почему нельзя сделать того же и другим дворянским «инициативным группам»?!

В тот же день 2 февраля Верховному совету пришлось выслушать кучу устных выступлений и мнений, прочитать груду записок о будущем устройстве государственных дел.