Сергей Горлов - Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.

Тем временем обе стороны шаг за шагом, постепенно, поэтапно повели дело к сворачиванию своих связей. После отказа Москвы от совместного производства химических опытов («Томка») и дальнейшей деятельности танковой школы в Казани (30 мая и 13 июня) германский военный атташе Хартман 22 июля 1933 г. передал советской стороне меморандум, в котором излагалось решение главнокомандующего райхсвером о прекращении обучения летчиков-истребителей в Липецке в связи с «необходимостью железной экономии» и невозможностью для райхсвера производить новые крупные капитальные затраты для обновления материальной части авиационной школы [468].

Таким образом, все три школы райхсвера на территории СССР должны были прекратить свое существование. Однако, дабы сохранить для внешнего мира видимость продолжения сотрудничества между РККА и райхсвером, от имени германского главкома предлагалось осуществлять в дальнейшем обмен офицерами и специалистами, обмен сообщениями и опытом. Все постройки и сооружения в Липецке было обещано передать в распоряжение советской стороны. Меморандум Хартмана Ворошилов направил Сталину [469].

Однако Москва пошла дальше. Наряду с ликвидацией школ райхсвера, которая пошла полным ходом по утвержденному Ворошиловым в конце июля 1933 г. графику, она отказалась направить командиров РККА на осмотр частей райхсвера. В ответ военный атташе Германии Хартман 8 августа 1933 г. направил письмо заместителю начальника внешних сношений Штаба РККА Смагину с извещением о невозможности направить германских офицеров на учения частей РККА в конце летнего периода «по уже раньше обозначенным причинам» (нехватка денежных средств). На документе стоит изумительная по краткости и емкости резолюция Ворошилова:

«Очень хорошо! В. 15. 8. 1933 г.» [470],

из которой видно, что данный ответный шаг немецкой стороны полностью вписывался в намеченную Москвой кампанию по ускоренному сворачиванию сотрудничества между РККА и райхсвером. Кстати сказать, немцев очень сильно задел и отказ советской стороны направить краскомов на курсы германской военной академии, поскольку

«отказ от дальнейшего обмена офицерами и военными сведениями не предполагался» [471].

В соответствии с упоминавшимся графиком ликвидации предприятий «друзей» к 15 августа должна была быть закончена ликвидация «Томки», к 1 октября — «Липецка», к 1 — 15 октября — «Казани» [472]. Менее чем за месяц (26 июля — 15 августа) была ликвидирована «Томка». Кое-что (6 вагонов), по мнению начальника ВОХИМУ Фишмана, не имеющее большого значения, было вывезено немцами в Германию, основное же оборудование перешло в ведение ВОХИМУ и пошло на развитие полигона в «Томке» и Института химической обороны. «Принимал дела» начальник ЦВХП Губанов. Общая стоимость оставленного в «Томке» оборудования выражалась суммой в 40–50 тыс. золотых руб. [473]

В срок с 20 июля по 4 сентября прошла ликвидация танковой школы в Казани. В Германию было вывезено шесть больших и четыре малых танка, восьмиколесная машина, снаряжение и вооружение (всего 19 вагонов). Оставшаяся в безвозмездное пользование «собственность» «потянула» на 220 тыс. руб. [474]Советник германского посольства в СССР Твардовский по итогам визита генерал-лейтенанта Лютца, «закрывавшего» «Казань» с помощью Халепского, записал 21 августа 1933 г.:

«Главу особо доверительного сотрудничества следует считать законченной» [475].

Типпельскирх, зав. русской референтурой Восточноевропейского отдела МИД Германии, сделал на полях этой записи пометку:

«<���…> согласно сообщениям военного атташе полковника Хартмана русские даже оставили открытой дверь для будущего военного сотрудничества с нами» [476].

Ликвидация присутствия немцев в Липецке началась 19 июля и была завершена 11 сентября. Они отправили в Германию три самолета (летом), все пулеметы, имущество опытной группы, четыре мотора, все парашюты, [306]оптические прицелы, рации, дыхательные приборы, архивы, всего семь вагонов. Перешедшее во владение УВВС имущество составило «значительную ценность» (ангары, жилые дома, мастерские, электростанция, телефонная станция, фотолаборатория, 15 самолетов, весь автотранспорт, склад с имуществом, лазарет, полигон, аэродром и т. д.) [477]. Всего, по подсчетам немцев, ими было оставлено в безвозмездное пользование советской стороне имущества на сумму в 2,9 млн. германских марок [478].

19 сентября 1933 г. германский военный атташе в Москве полковник Хартман в донесении в Берлин писал:

«Учебные центры закрыты 15 сентября. Таким образом продолжительный период советско-германского военного сотрудничества в его нынешних формах (sic!) закончился» [479].

Весьма показательна употребленная Хартманом формулировка. Получается, что некоторые, вполне обычные и легальные формы военных связей не исключались. О желании обеих сторон продолжать эти отношения «в иных формах» речь шла в ходе бесед генерал-лейтенанта Лютца и Халепского 22 августа 1933 г., Хартмана со Смагиным 23 сентября 1933 г., Левичева с полковником генштаба райхсвера X. фон Штюльпнагелем, нового германского посла в СССР Р. Надольного с Ворошиловым 10 января 1934 г. [480]Примерно в это же время на процессе в Ляйпциге о поджоге райхстага арестом корреспондентов ТАСС и «Известий» по подозрению в намерении присутствовать на процессе, в чем им было отказано днем раньше, был вызван «журналистский конфликт». Москва в ответ отозвала всех своих журналистов из Германии и решила одновременно выслать из СССР всех германских корреспондентов. Одновременно в Германии развернулась кампания по поводу голода в CCCP [481]. Однако сталинская пропаганда начисто его отрицала, умело увязав «журналистский конфликт» с «голодной кампанией». В германской прессе усилились нападки против личности Литвинова [482].

Пытаясь разрядить ситуацию, МИД Германии ухватился за идею своего посольства в Москве об использовании поездки Крестинского на лечение в Германию для его Встречи с ведущими деятелями германского правительства. Но когда Гитлер 26 сентября 1933 г. согласился встретиться с Крестинским и об этом через Хинчука было сообщено в Москву, Крестинский, по инициативе Литвинова, вернулся в Москву через Вену [483].

Лишь к концу октября 1933 г. была достигнута договоренность об урегулировании «журналистского конфликта». 31 октября советская пресса опубликовала соответствующее коммюнике, и советские журналисты были допущены на судебный процесс в Ляйпциге [484]. В тот же день на прощальном обеде в связи с завершением работы Дирксена послом в Москве и его отъездом в Токио послом Германии в Японии (на обеде были Крестинский, секретарь Президиума ЦИК СССР А. С. Енукидзе, нарком легкой промышленности И. Е. Любимов, нарком снабжения А. И. Микоян, нарком внешней торговли А. П. Розенгольц, нарком финансов Г. Ф. Гринько, начальник Штаба РККА А. И. Егоров, Тухачевский, сам Дирксен и др.) состоялась беседа зам. председателя РВС СССР и зам. наркома Тухачевского с поверенным в делах Германии в СССР Твардовским. Тухачевский прямо заявил, что советское правительство не считает возможным продолжать сотрудничество с райхсвером из-за антисоветской направленности германской политики. («Ликвидация станций явилась политическим следствием после того, как в Советском Союзе убедились, что курс германского правительства принимает антисоветскую направленность»). Тухачевский высоко оценил результаты военного сотрудничества, указав, что