Валерий Королев - Древлянская революция

"Чудаков грех осуждать, -- усмехнулся Федор Федорович, вспомнив запись в тетради. -- Прост чудак, да, на него глядючи, умный задумается".

3

Тем временем, околесив холм с махонькой одноглавой церковкой, украшенной вывеской: "Ремонтный кооператив "Арканзас"", автомобиль вылетел на площадь Братьев По Классу.

В Древлянске давно забыли, кому бывшая Базарная площадь обязана столь редким и значительным наименованием. Примелькалось оно, притупился звук слов, и уже теперешние жители громоздкое название полностью не осознавали и коверкали на истинно русский лад, обзывая площадь то Братьевкой, то Братановкой, а то и вовсе Братьев-Разбойников, совершенно не связывая, однако, название с историческими особенностями прошлого и настоящего страны, но всего лишь подражая известной народной песне. Из всех ныне здравствующих горожан, пожалуй, только Федор Федорович знал о давнишнем трагическом случае -- причине переименования площади. Хотя, впрочем, и Федор Федорович знал лишь голый факт, который можно толковать по-всякому, в зависимости от силы воображения, потому что никаких сопутствующих документов не сохранилось. А произошло следующее. В тысяча девятьсот двадцать первом году в Древлянск на должность председателя ЧК был прислан Ефим Яковлевич Венцель, который тут же по приезде вечером, напившись пьян, прыгнул с пожарной каланчи. На следующее утро председатель РИКа Хватов, крепко опохмелившись, пожелал оглядеть место происшествия. Влез на каланчу, раскинул руки и... тоже полетел. Все можно было бы объяснить трагическим стечением случайных обстоятельств, кабы не закавыка: Хватов был прославленным алкоголиком, но Ефим Яковлевич характеризовался как совершенно непьющий, волевой человек. Еще смущало и другое, дошедшее сквозь года: только-только грянул оземь Хватов, как с четырех углов заполыхал дом городской ЧК и горел столь жарко, что ни архивов, ни имущества какого-либо спасти не удалось. Столь печальный случай пытались расследовать, но причин серьезнее пьянства не установили и решили дело замять, а дабы смерть двух деятелей в глазах потомков выглядела героической, переименовали площадь, вложив в название революционный смысл.

Все это Федор Федорович вспомнил машинально, пока автомобиль катил по чисто вымытому асфальту площади к зданию горисполкома -- бывшему купеческому собранию. Асфальт этот -- лицо города, по выражению зампреда Чудоюдова, -был в особой чести у депутатской комиссии по благоустройству. Древлянских улиц уже три года толком не подметали, но этот асфальт блестел. Два раза на дню его поливала дорожно-моечная машина. Председатель Обалдуев, выходя покурить на балкон, не раз говаривал некурящему, берегущему свое здоровье Рыбакитину:

-- Хоть здесь чистота. Хорошо-о-о. Сплю и вижу, Эрнст Оскарович: Древлянск -- город-сад. Чтобы как в Европе. Я тут по телевизору наблюдал: немецкий разрушенный в войну городок восстановили -- игрушку из него сделали. Нам бы так. Эх, дожить бы!..

-- А вы, главное, верьте, -- прерывал начальника Рыбакитин.

-- Я верю, Эрнст, и тем живу.

-- Так и надо, так и надо, -- поощрительно кивал Рыбакитин.

-- Все в нашей власти, -- вступал в разговор Чудоюдов. -- Нам, главное, с размахом реставрацию начать, а там, глядишь, и город-сад выйдет. Но самое главное -- Европу заинтересовать. Пусть раскошелится.

-- И это не самое главное, -- потирал висок Рыбакитин. -- Самое главное -- моральная подготовка народа. Ее надо начинать уже сейчас.

На этом разговор обычно прерывался, отцы города переходили в председательский кабинет. Вскоре туда обычно призывался ответственный редактор недавно рожденного "независимого" "Листка", а наутро в "Листке" появлялся очередной очерк о западном туристическом сервисе -- основе развития общемировой культуры. Потом неделю-две в газете публиковались заметки, в которых спрашивалось, например: в конце-то концов чем плох стриптиз, если иностранцы-толстосумы за столь, по сути, невинное зрелище звонкой валютой платят?

...Выйдя из машины, Федор Федорович прошел к подъезду. Помогая плечом, еле сдвинул с места высокую дубовую дверь с бронзовым львом вместо ручки, мимо милиционера, увлеченно решавшего кроссворд, прошел к широченной лестнице и ступил на беломраморные ступени.

До перестройки лестница застилалась бордовой дорожкой, но с развитием демократизации дорожку сняли, вычистили, отнесли на склад, и теперь драгоценный мрамор попирался непосредственно подошвами. Однако, обнажившись, мрамор проявил скрытое раньше от глаз чудо: бывшие купеческие сени вдруг поразили депутатов просторной мощью. Каждый вошедший в горисполком как бы плыл в толще воздуха, пронизанного светом, льющимся из ряда высоких окон, отчего сердце начинало часто и радостно биться. Пораженный такой метаморфозой интерьера, председатель Обалдуев в комиссии по строительству произнес речь.

-- Строить надо, равняясь на предков, -- проникновенно сообщил. -Чтобы душа играла и хотелось петь, когда находишься на жилой площади. Неуклонно соблюдайте этот принцип. Хотя не след и о дешевизне забывать. В связи с вышеизложенным предлагаю провозгласить курс на новое мышление в гражданском градостроительстве.

Курс безотлагательно провозгласили. Молодой Чудоюдов шепотом спросил зрелого Рыбакитина:

-- Не рано ли?

И тот ответил:

-- В самый раз. Курс есть -- считай, полдела сделано. Другие полдела -срочно определять будущих виновников провала курса и -- вниз их. А мы -наверху. Понял теперь, как дела делаются?

4

В застойные годы в Древлянском горисполкоме заседали мало. Ну, бывало, депутаты на сессию прибудут, ну какой-либо из зампредов какое-нибудь совещание соберет, выслушает выступающих и в заключение так кулаком по трибуне трахнет, что слабые духом в штаны напустят, -- кулак прост, изящной политики не признает. Но зато и дела делались. Шатко ли, валко ли, однако, как выразился дед Акимушкин: "Эдакой страмоты не было с одна тыща не упомню какого года".

За шесть перестроечных лет стиль работы горисполкома резко изменился. Выразиться же точнее -- весь личный состав напропалую заседал, то все вместе, то малыми, то большими группами, и беспрерывно говорил речи. Руководящих и информативных документов принималось столько, что старенький исполкомовский ротатор заменили ксероксом, а позже к нему прикупили другой. Судили-рядили, отстаивали, критиковали, и никто не боялся зампредовских кулаков. И странно, зампреды вроде бы поощряли брожение умов, вроде бы им это нравилось.

Взобравшись на второй этаж, Федор Федорович вынужден был остановиться. В коридоре гудела толпа просителей различного возраста и обоего пола. В толпе сновали туда-сюда исполкомовские работники, мужчины и женщины, с папками и без оных, однако все без исключения с выражением озабоченности на лицах.