Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

Старший из них, высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти, подал в руки царя Ивана письмо английской королевы.

Принимая письмо, царь снял свою обшитую соболем и осыпанную алмазами шапку и спросил англичан, как здоровье сестры, королевы Елизаветы.

Ответом было взаимное приветствие от лица королевы и спрос ее о здоровье брата, Ивана Васильевича.

Царь пригласил королевского посланника занять место рядом с ним, на скамье, особо приготовленной для него, убранной дорогими красочными коврами.

Следующий вопрос царя английскому послу был о том, видел ли он в Вологде, какие большие суда и баржи построены его, царя, мастерами.

Англичанин ответил:

- Видел.

- Какой же это изменник показал их тебе? - улыбнувшись, спросил Иван Васильевич. А затем приветливо кивнул головой: - Коли так, скажи, как то было?

- Молва о них пошла по городу, где мы стояли, - ответил англичанин. Народ бегал в праздники смотреть на них. И я решил с моими товарищами идти и полюбоваться на их удивления достойную величину, красоту и странную обделку. Я - англичанин, сын морской державы... Мы любопытны!

Царь спросил, немного подумав над словами англичанина:

- Что означают те слова: "странная обделка"?

- Изображение львов, драконов, слонов, единорогов, так отчетливо сделанных и так богато украшенных золотом, серебром, яркою живописью, с таким искусством, которого я не видал у иностранцев.

- Добро! Ишь, как расхваливает... Гоже! А кажется, ты все зорко высмотрел? Сколько же их?

Царь слегка наклонил голову в сторону чужестранца, сощурив глаза, как бы в нетерпении.

- Ну, говори...

- Я видел не более двадцати, ваше величество, - спокойно, с достоинством ответил англичанин.

Царь внимательно посмотрел на него. Ему понравилась гордая, благородная осанка англичанина, его открытое, с крупными и мужественными чертами лицо, обрамленное коротко подстриженной русой бородкой.

- Ну, что ж, добро!.. - сказал царь с приветливой улыбкой. - В недалеком будущем ты увидишь их сорок, и не хуже этих. Я доволен тобою, верный слуга моей сестры-королевы! Бог с тобой!.. Однако ты более того удивился бы, кабы посмотрел, каковы сокровища внутри моих морских посудин... Особенно в тех, что стоят у нас в Нарве... Видишь - мы ничего не скрываем от вас. Так поведай же и ты нам: правда ли, что у твоей королевы, моей любезной сестры, лучший флот в мире?

- Правда, ваше величество, - с явным самодовольством ответил посол.

- Не скрой от нас, добрый человек: чем же он отличается от моего?

- Силою и величиною: наши корабли могут пробиться вразрез волнам через великий океан и бурные моря.

Иван Васильевич задумался, пасмурным взглядом обвел своих вельмож. Слушают ли они внимательно беседу с чужеземцем? Кое-кто дремлет, кое-кто, выпучив глаза, бессмысленно смотрит на царя, а иные сидят "с пустошным подобострастием". Он перевел взгляд на англичан.

- Как же они построены, те корабли?

- С великим искусством, ваше величество! У них острые, как ножи, кили. У них плотные и крепкие бока... Пушечное ядро едва может пробить их...

- Что еще?

Иван Васильевич вздохнул. В глазах его и в звуке голоса была заметна зависть.

- На каждом корабле нашем пушки и сорок медных орудий большого калибра. Немало боевых припасов. Есть мушкеты, цепные ядра, копья и другие орудия защиты.

- Пушки медные? - как бы про себя повторил Иван Васильевич и покосился на дьяка Василия Щелкалова, которому заранее приказал записывать все, о чем он будет спрашивать англичан и что те ему будут отвечать.

Дьяк Щелкалов усердно выполнял приказ и, по обычаю, стоя записывал на бумаге слова царя и англичанина.

- Ну, а какой народ?.. Смирен ли? Прилежен ли к королевской службе, украшен ли цветами благочестия?.. Есть ли у вас дружба меж начальниками?.. Не утесняют ли они во вред королеве, сестре моей, малых людей, не обижают ли их в корме?

Англичанин поднялся с места. Царь сделал жест, чтобы он снова сел.

- На английских кораблях народ хорошо обученный, послушный начальникам, и каждый один другому брат. Может ли быть иначе, когда столько опасностей и горя в морях и океанах им приходится переносить всем вместе? Они ежедневно читают молитвы.

Царь опять медленно обвел хмурым взглядом своих князей и бояр. ("Слава богу, Фуников проснулся!")

- На английских кораблях, - продолжал посол, - в изобилии хлеб, мясо, рыба, горох, масло, сыр, пиво, водка и всякая другая провизия, дрова и вода. Всего вдоволь. И никто не обижает малых людей, матросов и юнг. Таких, которые воровали бы у своих товарищей, - какой бы начальник ни был, - у нас казнят... Они оскорбляют честь королевства.

На щеках посла выступил густой румянец. Голос прозвучал надменно:

- Таких следует убивать! Их нельзя назвать людьми. Они оскорбляют знамена с гербом и вымпелом королевы, перед которыми преклоняются корабли других королей.

Иван Васильевич одобрительно покачал головой.

- Вижу - честный ты слуга своего царства... А много ли таких кораблей у твоей королевы, что ты поведал нам?

- Сорок, ваше величество!

- Хорош королевский флот, как ты назвал его! Он, гляди, перевезет не меньше сорока тысяч солдат к союзнику? - произнес царь.

Англичанин промолчал.

- Ну, спасибо тебе, добрый слуга королевы, сестры моей! Побывай завтра у нас, в Посольском приказе... Дело до тебя есть.

Разъезжаясь по домам, бояре ворчали: попусту, мол, государь с нехристями-иноземцами беседу ведет. Грешно русскому человеку со всяким чужестранцем дружить. Еретики они! Бесстыдники! Голоштанники!

Челяднин возвращался домой в одном возке с Фуниковым.

- Негоже, боярин, спать, когда Сам говорит... - укоризненно сказал он Фуникову.

- Вздремнул я... скушно!

- Смотрел он на тебя... приметил, поостерегись!

- Бог с ним! - зевнул Фуников. - Ближе горе - меньше слез. Ничего! За правого бог и люди.

- Когда же царь поведет войско-то? Заждался Курбский. Заждались и новгородцы... Чего он медлит?

- Видать, сердце его чует беду, - нараспев зевнул Фуников и с усердием почесал под бородой. - А покудова вона што сотворяет в Нарве!.. Будто всяких языков народы набились в корабли, штоб в море плыть...

- Все нам наперекор... Все назло нам, прости господи! Православные мы люди, душа не терпит бесчестия.

- Все вверх дном, Петрович! Седни курица - и та фурится. Задор, сам знаешь, силы не спрашивает. Все перевернулось.

- Боярин Овчина Дмитрий правильно его называет "бусурманским царем"... Правильно! Как есть "бусурманский царь". Токмо с ними и мыкается...

- Сестрою Елизавету величает... Да бог с ней! Как наши-то дела?

- Третьяк, брат Висковатого, упреждал Володимира Андреевича, штоб сидел тихо до поры до времени... Пущай Семен Ростовский не водит к нему тайно литовских людей и к нам бы не заезжал. Царевы уши везде... Князь Палецкий Митрий тоже не горазд в молчании. Слаб на язык. Поостерегаться его Третьяк упреждал...