Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

Колымет, презрительно посмотрев на Ивана Федорова, усмехнулся:

- Чего тебе надобно от Бориса Федоровича?

- Бить челом осмелился его милости... Заступничества ищу...

Дьяки переглянулись.

- Челобитье? Годунову? Заступничества? - повторил Гусев насмешливо.

- Обижают нас земские приказчики. Хлеба не дают друкарям... да олова, да овса коню...

Дьяки расхохотались.

Иван Федоров тяжело вздохнул. Спросил удивленно:

- Смешон, видать, яз, коли изволите смеяться?

Колымет нахмурился:

- Не туда попал, дяденька! Годуновым тут не место. Шествуй в Земский приказ.

- Был яз и там. Боярин не принял. Дескать, не ко времени, да и худороден яз. К дьяку был послан, а дьяк наказал слуге: недосуг, мол!..

- Больше того говорить нам не о чем. Бог спасет. Иди с миром в свою палату.

Иван Федоров поклонился и при общем молчании вышел вон из Посольской избы.

Дьяки самодовольно переглянулись. Им было приятно видеть унижение человека, обласканного царем.

После его ухода Колымет сказал надменно:

- Возомнил друкарь о себе не по чину... Подумаешь - "Апостол"! Все полезли к царю. Неразборчив стал Иван Васильевич. Охрабрил холопьев.

- Да ладно. Бог с ними! Стало быть, надоели царю старые слуги.

- Малюта тут еще двух каких-то бродяг царю казал. Один будто соловецкий монах-расстрига, Беспрозванным его величают. Другой якобы холмогорский мужик Ерофей Окунь. С Северного моря забрели к нам корабленники. Святые отцы с Соловков послали будто в Москву-то по корабельному делу.

- А я так думаю, господь бог всякую тварь двигает нам на пользу. Развалят они царство.

- Истинно: плесень - и та нам в пользу... Царь задумал новый дворец строить, камень понадобился. Городовой приказчик Семен Головня да боярин Фуников знатно поживились на том деле. Плесень будто с камня сводят... А никакой плесени и не было.

- Дворец? - разинул от удивления рот Алехин. - Какой дворец?

- Тише! Тише! Молчи. Никому ни слова, - всполошился Гусев. Государева тайна.

- От кого же то узнал?

- От дьяка Григория Локурова, што у боярина Фуникова сидит на Каменном дворе.

В Посольскую избу с шумом и хохотом ввалились Василий Грязной, Алексей Басманов и князь Афанасий Вяземский... В собольих шубах, нарядные, краснощекие с мороза, сытые и хмельные... Отрыгивая и смеясь, важно развалились на скамьях.

Дьяки поспешно вскочили и низко, едва не до пола, отвесили им поклоны.

- Добро жаловать, батюшка Алексей Данилыч, да батюшка князь Афанасий Иванович, да батюшка Василий Григорьевич! Не обессудьте нас, холопов государевах малых...

- Ладно. Буде! - махнул рукой сильно хмельной князь Вяземский. В это время у него выпал посох из рук. Оба дьяка бросились поднимать и нечаянно стукнулись лбами, да так сильно, что всем стало слышно.

Басманов, Вяземский и Грязной громко расхохотались. Упал посох и у Басманова. Оба дьяка бросились поднимать и его и снова стукнулись лбами.

Надрываясь со смеха, Басманов крикнул:

- Ах вы, лукавые! Помните: дьяк у места, что кот у теста; а дьяк на площади, так прости господи.

- Истинно говорит Малюта: дьяка создал бес...

- Пришли мы проверить усердие ваше, - сказал Грязной. - Где народ? Где Висковатый? Где дьяки и подьячие?

- Занедужили...

Басманов поднялся и погрозил кулаком:

- Обождите. Скоро вам лекарь будет.

Князь Вяземский сказал, насупившись:

- Поедем в прочие приказы... Срамота! Государя не слушают.

- Видать, во всех приказах дьяки занедужили... Куда ни придем - везде пусто... - засмеялся Василий Грязной. - Будто сговорились.

- Знать, чуяло сердце государя, коли послал нас по приказам... Говорил он уж дьяку Васильеву... И впустую.

Вдруг Басманов хлопнул по столу ладонью:

- Дьяки! А знаете ли вы, что дацкий человек Керстен Роде в Нарву завтра отъезжает?

Дьяки замялись.

- Ну! - грозно крикнул Басманов.

- Не ведаем! - пролепетал Алехин.

- Плетей захотели? Нешто вы не посольские дьяки? А?

- Посольские, батюшка Алексей Данилович, посольские, - совсем растерявшись, в один голос залепетали дьяки.

- А коли посольские, почему не ведаете? Разгневать пресветлого батюшку Ивана Васильевича восхотели?

Оба дьяка упали на колени:

- Не пытайте нас, не приказано нам о том говорить. Государева тайна.

- То-то! - грозно сверкнул глазами Басманов. - Помалкивайте.

После этого все они так же, как вошли, шумно, с хохотом, вывалились из Посольской избы.

Дьяки дрожали, не смея подняться с пола. Опомнившись, плюнули с досадой, обругались, встали. В Посольской избе должно бы сидеть более двадцати дьяков и подьячих, но кто уехал на охоту, кто от похмелья еще не пришел в себя, иные просто поленились идти на работу. В последнее время вовсе не стало боярского надзора в приказах.

- Пресвятая троица, помилуй нас!.. Выдержим ли мы, - осеняя себя крестом, проговорили дьяки. - Теперича жди царского гнева!

IV

Война идет.

Ни на одну минуту царь Иван Васильевич не забывает этого.

На литовских рубежах его полки ведут борьбу с Сигизмундовым войском.

На приморской древней русской земле, изгоняемые с нее царскими воеводами, обезумевшие от неудач немцы продолжают противиться.

На севере, в Эстонии, русские воины вступили в единоборство с войсками Эрика свейского.

Кровавые схватки не утихают, хотя грамоты о перемирии на многих языках усердно развозятся разноплеменными гонцами из одной страны в другую.

Керстен Роде зашил в свой камзол, около сердца, охранную грамоту, врученную ему собственноручно царем Иваном Васильевичем.

Наказ: стать атаманом над семью кораблями, снаряженными в гавани под Нарвой; сопровождать караваны московских торговых судов в западные царства; бить беспощадно шведских, польско-литовских и иных пиратов, осмеливающихся нападать на московские суда, точить каперские корабли либо захватывать их в полон и приводить в русские порты; каждый третий из захваченных кораблей сдавать в казну, также лучшую пушку передавать Пушкарскому приказу; самим ни на кого не нападать и убытка никому не чинить.

И вот, здесь на берегу, омываемом балтийскими водами, и глядя на небо, Керстен снял свой шлем и прочитал молитву. Закончил ее словами:

- Бог есть святой источник всего существующего, и мир создан его мудростию и любовию. Да будет благословенна воля его!

Керстен был набожным человеком и несколько раз собирал команды со всех судов, предупреждая, что того, кто позволит себе богохульствовать или гнусно ругаться, играть в кости и иные дьявольские игры, он будет без сожаления сбрасывать в море, чтобы не навлечь на государевы корабли гнева божьего.

Близок день и час отвала.

Керстен Роде, окруженный датчанами, стоит на берегу, посматривая, как на корабли по длинным дощатым сходням русские и татары носят на спине мешки, катят бочата со смолою, салом, медом, везут на тачках тюки со льном и паклей.