Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)

Тихо потрескивал валежник, искры улетали в темноту, в сторону Волги. От воды прохладило - тихо шуршали волны в сухих водорослях. На макарьевской колокольне колокол торопливо отбивал конец всенощной.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Утром Михаил Заря передал своим товарищам рассказ Василия, при этом заявил:

- Шубин в Работках подождет. Никуда не денется.

Снова разгорелся спор. Ванька Каин опять на дыбы! Зачем-де нам трогать государев корабль? И чего ради нам ввязываться в дела язычников?! И черт с ними, и с оружием! Пускай подавятся им воеводы! Пускай перебьют хотя бы всех чувашей, черемисов и мордву! Не разбойничье это дело. Какая нажива ватаге от оружия и от поповских риз?! Куда их! Бунтовать Каин отнюдь не желает.

Михаил Заря слушал его и грустно качал головою: "Ну и ну, московский вор!" Когда Заря выразил Несмеянке желание познакомиться с Каином, он думал о Каине совсем иначе. Он считал, что Каин сообщит что-нибудь новое о власти; прояснит ум волжской вольнице; даст понятие, как жить бездомному люду дальше? Не будет ли какого снисхождения у властей вольным людям? Многие ведь рвутся к раскаянию, к оседлой жизни, но... есть ли на милость царицы твердая надежда? Ванька Каин - московский житель, много слышал, много знает, и вдруг... такая ошибка! Надежды на лучшее может ли поддержать в измученной разбойничьей душе этот жалкий воришка?!

Сыч озабоченно следил за выражением лица своего атамана. Не он ли дал честное атаманское слово помочь мордве? Сыч начал волноваться. Он догадывался, о чем думает Заря. Всем известно, что атаман многого ждал от встречи с Каином. И в Лысково-то устремился с низов едва ли не ради этой встречи с знаменитым московским вором. Он сам, Михаил Заря, тоже ведь устал. Признавался друзьям. Два десятка лет ведь скрывается он от губернаторов и воевод как затравленный зверь.

Сычу стало жаль своего атамана, с которым пережил столько горестей и печалей, и он вспомнил о своих беседах с Несмеянкой. Сыч вдруг крепко схватил Ваньку за руку, грозно процедив сквозь зубы:

- Смолкни! Утоплю! Совести нет у тебя! Вор!

Каин вырвался, вскочил с бревна, на котором сидел, поднял громадный камень и стал ругать цыгана матерно. Сыч за кинжал. Разгорячился. Насилу его сдержал Хайридин.

Михаил Заря сказал Сычу с улыбкой:

- Избегай поспешности!

Ванька Каин, продолжая держать в руке камень, ждал.

С большим трудом удалось успокоить цыгана. Чтобы предупредить драку, Турустан и Рувим сели рядом с ним, умоляя его не горячиться. Расстрига, мотая седой бороденкой, яростно набросился на Ваньку:

- Люди предвечного бога, раб Иоанн! Все доброе в человеке божественно само по себе и не повредит сему брань с воеводою либо с епископом... Ежели волк терзает овцу - не велика честь тому волку, но ежели лев бросается на дракона, то сие не унижает достоинства льва... брось камень, раб Иоанн, пускай порастет он травою, а ты - благоразумием...

Ванька, не обращая на попа внимания, зло следил за цыганом.

Совет есаулов возобновился. Михаил Заря сказал:

- Два медведя не могут жить в одной берлоге... Один вытолкнет другого. Пускай же этим последним буду не я. Мой сказ: воспрепятствуем расшиве! Не дадим ей прорваться сквозь наш стан... И нам, и мордве, и прочим людям будет плохо, коли она уйдет вниз. Каин - человек чужедальний... Ему горя мало, в кого будут палить губернаторские ружья, нам же не все равно. Нам от них гибель, коли расшива доставит ружья в Воротынскую либо Курмышскую тайную канцелярию.

Выслушали атамана с выражением сочувствия в глазах. Ну, конечно! Кто же послушает московского проходимца! Кто согласится предавать своих же? Развалить ватагу не захочет ни один разбойник, ибо, развалив ее, погибнет он и сам.

С атаманом все согласились, кроме Ваньки Каина: лучше умереть, а губернаторскую расшиву не пропускать вниз по Волге в тыл ватаге. Беда, если воротынский или васильсурский воеводы умножат свои команды. Они тогда загородят ватаге ход на низы, дорогу к отступлению. Да и мордве и чувашам горе наступит великое. Губернатор и епископ хорошо знают свое дело.

XVI

Началась подготовка к достойной встрече с губернаторской расшивой. День был серенький, ветреный, Волга - беспокойна. В прибрежье появились вороны. Возбужденные оживленьем людей, они нахохлились, каркали, носились в воздухе, садились на ближние сосны.

Атаман Заря надел шлем и кольчугу. Эти военные доспехи сняты были под Астраханью с одного раненого ватажниками воеводы.

Заря как будто не чувствовал тяжести кованой рубахи; она не стесняла его движений, он легко ходил по берегу, покрикивая на своих помощников, и словно бы не замечал Ваньки Каина. Ватажники подтрунивали: "московский воробей" и "волжский кречет".

Атаман Заря подошел к цыгану.

- Надо бы спешить. Ветер попутный. Скоро подойдут.

- Рувим побежал за ними в монастырь.

- Кличь и других.

- Турустан кличет. Скоро сойдутся.

- Струги?!

- Упрятал их Никодим в заводь.

- Дай монету отцу Никодиму за старание. Бог с ним!

Сыч указал на Каина:

- Ишь, съежился! Эх, и что за люди!

Михаил Заря промолчал.

Ветер усилился, волнуя Волгу, взбивая на воде полчища беляков; согнул дугою прутняки на побережье, - вода с ревом набрасывалась на отмель, а уходя, шипела, как тысяча змей. Кто осмелится плыть по Волге в такую бурю?

Атаман озабоченно посматривал на реку.

Сыч вздохнул:

- Э-эх, кабы тихо!

- Ладно. Барывались и не с такими ветрами. Каспий побеждали. Поборемся и теперь. Пускай бахилы оденут... на бахилы - лапти... Холодно, да и намокнем, гляди... Не застудились бы. - Вина, небось, добудем на расшиве - обогреемся. Вот что!

Цыган, насвистывая, пошел к лесу, а навстречу ему и сами ватажники: кто с ружьем, кто с луком (башкиры и черемисы); кто с пиками, с саблями, с кистенями и пистолетами; в длиннополых кафтанах, в полушубках, в армяках, в чернецких рясах, подпоясанные веревками, цветными кушаками. Засиделись в скитах, на готовых-то харчах. Да и монахи поусердствовали - кормили на убой. Будь паспорт, да совесть чиста, никуда бы, кажется, не ушел из керженского леса да от монастырских приятелей. Но уходить надо, судьба навеки связала с ватагой. Один скорее пропадешь. Места много, а привалиться негде. Куда голову-то склонишь? А здесь товарищи клятву дали один за другого жизнь положить, коли понадобится. К тому же атаман человек незаурядный, умный. Без вожака-то как? Вожак - единит всех, а удача - дружный нахрап любит. Разбойник свою судьбу знает. Атаман всегда говорит: либо в стремя ногой, либо о пень головой. И нет такого человека даже среди самых забитых крепостных, который бы стал о пень головой колотиться. У каждого нога к стременам тянется. Отвага мед пьет и кандалы трет; бог с ней и с жизнью! Лучше умереть в бою, чем неволя.