Н Козин - Постижение России; Опыт историософского анализа

Все это спровоцировало ситуацию, в которой встали вопросы о границах национальной государственности русских, о национальной субъектности власти в автономиях, о ее этнизации и представленности русских в органах власти автономий, особенно в тех, в которых они составляют значительную часть населения, о равенстве субъектов Российской Федерации, о природе государственной и культурно-национальной автономии. Как известно, главным принципом национального устройства и размежевания после Октября 1917-го стало право наций на самоопределение, вплоть до образования самостоятельного государства. Оно предполагало отказ от чисто территориального принципа административного устройства государства, при котором национальное самоопределение неизбежно принимает форму культурно-национальной автономии, культурного суверенитета.

В основании административного устройства государства был положен другой принцип - государственного суверенитета наций, предполагавший придание государственных форм организации жизни чуть ли не каждой нации по принципу - каждой нации по государству. В данном случае нет необходимости обсуждать то, насколько целесообразно с точки зрения сохранения геополитического и цивилизационного единства российской Евразии было бы сохранение культурно-национальной автономии как принципа национального устройства России взамен национально-государственного. Хотя очевидно, идея губернизации России, в частности, укрупнения некоторых регионов, не лишена смысла: несколько упростилось бы не только национально-государственное устройство России, но и характер межнациональных отношений.

Как доказала историческая практика, принцип культурного, а не государственного суверенитета, развивая основы национального существования нации в истории, одновременно с этим объективно ближе к целям и задачам государственного и цивилизационного единства России. Он создает иные условия равенства наций, не сопряженные с их особыми правами на землю и власть на определенной территории, исторически связанной с их происхождением, существованием и развитием. Это усиливает свойство экстерриториальности российских наций, когда они оказываются объективно больше и глубже связаны с Россией-государством, Россией-цивилизацией - с Идеей России, чем с частью той территории, на которую исторически у них, безусловно, есть особые права.

Но история распорядилась иначе, она не знает сослагательного наклонения, а потому мы имеем ту историческую реальность, которую имеем. И именно поэтому ревизия принципов национальной организации этой реальности дело в современных условиях весьма болезненное и весьма сомнительное, особенно с точки зрения сохранения основ национального согласия. И все-таки, некоторые акценты необходимо расставить, тем более что сложившаяся национальная реальность не лишена проблемности и не в последнюю очередь как раз благодаря тому, что в свое время возобладал принцип государственной, а не культурной суверенизации наций.

Прежде всего, в чем принципиальное отличие принципа культурно-национальной автономии нации от государственной? В том, что, создавая условия для сохранения основ национальной идентичности, для развития национальной культуры и духовности - для сохранения нации как нации, принцип культурно-национальной автономии не претендует на признание за нацией геополитического статуса. Нация на базе культурно-национальной автономии - это одно, а на базе национальной государственности - совершенно другое. Она становится субъектом истории уже другого уровня и порядка, у нее возникают совершенно другие исторические перспективы - геополитические, в определенных исторических условиях способные взорвать историческую ситуацию претензиями на что угодно в истории.

Кроме того, национальная государственность сопряжена с процессами этнизации властной элиты и органов власти, а культурно-национальная автономия апеллирует к профессионализму как к главному критерию отбора в органы власти, тем самым оказываясь ближе к принципам национального равенства. Это особенно актуально для России с чрезвычайно смешанным национальным составом ее автономий. В этой связи целесообразно обратить внимание на то, как распределяется нерусское население по России, и прежде всего по ее национальным автономиям.

36% нерусского населения России принадлежит к нациям из других республик бывшего СССР (украинцы, армяне, азербайджанцы...), либо вообще из других стран (немцы, греки, поляки). Вполне очевидно, по отношению к ним вопрос об их государственности на территории России не может стоять точно так же, как он стоит для автохтонных российских этносов. Так, в США живут 5 млн. немцев, в России - 500 тысяч. Но в США не ставится вопрос о государственном суверенитете немцев. А в России почему-то ставится. Ведь вопрос о государственном суверенитете - это не просто вопрос о сохранении нации, основ ее идентичности и создании условий для ее развития как нации. Это еще и вопрос о собственности, прежде всего на землю, и вопрос о власти. Это другой круг вопросов и даже другой уровень их постановки. Зачем же вопрос о сохранении нации, основ ее идентичности, о создании условий для развития ее культуры и духовности, то есть о ее развитии как нации подчинять вопросам о превращении нации в фактор геополитики.

Это совершенно иной уровень и аспект национального вопроса: одно дело нация-культура, другое - нация-государство; одно дело национальный суверенитет, который каждая нация носит в себе, в своей культуре и сознании, а другое дело государственный суверенитет, связанный с этнизацией институтов власти и собственности, с другим, более зримым экономическим, социальным и политическим национальным размежеванием. В последнем случае речь идет о национальном самоопределении наций на уровне геополитических реальностей, о превращении наций в субъект геополитических отношений, а не только национальных. А это путь, ведущий к иному типу межнациональных отношений. И развал СССР показал к какому.

Вполне очевидно и другое: национальный вопрос в США и России - это совершенно два разных вопроса. США - это эмигрантская нация. США - это территория, на которой все равны независимо от своего этнического происхождения, у них равные права на эту землю. В России нации не приехали из-за океана, они автохтонны суть, а потому у них особые права на землю и на свою историю на этой земле. Это особый тип отношений, отсутствующий у эмигрантских наций. Они не могут регулироваться только на основе прав человека. В России есть еще и права наций, есть фундаментальный субъект-носитель прав собственности и власти, которого нет в США и который имеет особые права на свою землю и свою историю, культуру, духовность как на национальные на этой земле. Сочетание прав наций и прав человека в России имеет другую, более сложную и противоречивую природу, определяемую автохтонностью российских наций, их исторической укорененностью в России. А потому отношения между правами наций и правами человека в России - это отношение сочетания прав, а не их взаимоисключения или доминирования одной системы прав над другой. Противоречивость их сочетания необычайно усиливается национальной смешанностью населения России.