Станислав Грибанов - Пилоты Его Величества

Великий князь был демократичен в отношениях с нижестоящими, о чем свидетельствуют рассказы современников, его письма. Ветеран морского флота П.Я. Михайлов, уроженец Севастополя, жил в детстве с родителями в одном доме с Михаилом Ефимовым. Он вспоминал: «Мои родители были на Куликовом поле на открытии летной школы в 1910 году. Михаил Ефимов тогда впервые летал над Севастополем в присутствии публики. Родители об этом событии потом долгое время делились впечатлениями. На поле приехал Великий князь Александр Михайлович в сопровождении свиты из разных важных особ и офицеров, с подобострастием теснившихся возле него. Но Великий князь прежде всего подошел к Ефимову и поздоровался с ним. Моих родителей поразило то, как Ефимов здоровался с Великим князем – пожал ему руку как обычному знакомому. На фоне всеобщего подобострастия и заискивания перед особою царского дома эта простота и непринужденность были очень заметны».

А Великий князь – нынче можно и не лукавить! – был интеллигентным в самом высоком понимании этого слова. Вот, к примеру, его письмо сыну. Александр Михайлович пишет из Крыма 14 января 1917 года:

«Мой милый Дмитрий!.. Пожалуйста, помни, что в том положении, в которое мы поставлены от рождения, недопустима критика или насмешка над людьми, которые по своему положению не могли получить того воспитания, которое вы получили. И если на тебя находит такое настроение, при котором ты ставишь себя выше других людей, не забывай, что если бы ты был в их положении, то, может быть, вышел еще хуже. Вообще, первое правило в нашем положении быть к другим снисходительным и вежливым. И никогда ни с кем не будь груб, особенно с прислугой, которая не может ответить тебе тем же, и подумай, в какое некрасивое положение ты ставишь себя. Понимаешь ли, что я говорю? Положение, в каком мы находимся по рождению, накладывает на нас массу обязанностей по отношению к другим, и надо, чтобы люди нас уважали не за положение, а за то, что мы есть…»

На первых порах руководителям авиашколы было нелегко. Дело-то новое – опыта не было. Временно назначенный начальником школы капитан 2-го ранга Кедрин всецело полагался на шеф-пилота.

А Ефимов и его талантливые ученики уже готовили сюрприз Первому Всероссийскому воздухоплавательному съезду, открывавшемуся в Петербурге для обсуждения возникших в авиации проблем. 16 апреля 1911 года, утром, над эскадрой боевых кораблей появилась в воздухе авиаэскадрилья из трех самолетов для участия в маневрах Черноморского флота. Это было событие! От командующего флотом в адрес начальника авиашколы пришла радиограмма: «Искренне поздравляю с блестящим маневрированием над эскадрой «Фарманов» и «Блерио». Приветственную телеграмму прислали участники съезда и Великий князь Александр Михайлович. А вскоре он и сам с членами ОВФ прибыл в школу.

Высокие гости остались довольны самостоятельными полетами учеников. Однако на заседании совета возникли дебаты о перспективах дальнейшего развития авиашколы. Ефимов стал доказывать необходимость перебазирования школы на новое место – предложил осмотреть площадку, которая, по его мнению, вполне подходила для строительства авиашколы. Речь шла о Мамашайской долине за рекой Качей. Идея была одобрена. Место как бы самой природой казалось созданным для аэродрома. И князь согласился.

– Хорошо, – сказал он, – будем ставить вопрос перед правительством. Нужны ассигнования для приобретения земли и многое другое. Вам же пока следует готовиться к участию в осенних маневрах войск.

Впервые авиация принимала тогда участие в маневрах Петербургского, Варшавского, Киевского округов, в составе самолетов, пилотируемых инструкторами и лучшими учениками Севастопольской авиашколы и авиационного отдела Гатчины. Ефимов, как писали газеты, «совершил на Гатчинском аэродроме первый в России ночной полет. Он имел на аэроплане прожектор и при полете бросал снаряды». Сам же он рассказывал репортерам: «Дадут задание определить местоположение неприятельской дивизии – поднимаешься и летишь. Сверху видно все. Замечаешь, возвращаешься и доносишь. Маневры удались, летали днем и ночью, в безветрие и при ветре…»

Военное командование, подводя итоги маневров, констатировало: «Приходится прийти к тому заключению, что своим умением и сердечным отношением к делу летчики вполне доказали, что авиация уже вышла из области простой забавы и является в настоящее время боевым средством, могущим в умелых руках оказать неоценимые услуги».

Для первого выпуска учеников школы участие в маневрах было расценено как блестяще выдержанный экзамен на звание военного летчика. Им всем был устроен прием отдыхавшим тогда в Ливадии императором.

А вот что отметил в своем докладе на торжественном собрании по случаю годовщины авиашколы ее начальник:

«Маленькая школа превратилась в полноценное учебное заведение по подготовке военных летчиков. Так недостающий школе теоретический курс открыт в сентябре при Политехническом институте в Петербурге. Количество учеников с четырнадцати увеличилось до пятидесяти. Почти столько же имеется аппаратов. Хорошо оборудованы мастерские с отличными механиками. Не могу как руководитель оценивать работу школы, но приведу слова военного министра:

«Я много слышал о школе, но то, что увидел, превзошло все мои ожидания. По справедливости, авиационная школа в Севастополе должна будет считаться родоначальницей русского воздушного флота».

Не дожидаясь строительства основного здания, которое торжественно было заложено в день второй годовщины школы, занятия стали проводить прямо на аэродроме за речкой Качей. В честь Великого князя этот аэродром назвали Александро-Михайловским. А Севастопольская авиашкола стала именоваться Качинской.

При обсуждении отчета за два года работы школы были отмечены «всемирно известные перелеты лейтенанта Дыбовского (2235 верст) и штабс-капитана Андреади (3000 верст) из Севастополя в Петербург по неизведанной воздушной трассе с остановками в городах». Великий князь при этом заметил: «Отдавая должное отваге наших офицеров-летчиков, необходимо подчеркнуть искусство нашего низшего состава – работу нижних чинов. В школе перебывали многие иностранные агенты, и все задавали один и тот же вопрос: кто мастера? Предполагая, конечно, что таковыми в школе состоят или англичане, или французы, – не хотели верить, что мастера у нас свои – русские солдаты! Работа наших мастеров поистине изумительна».

Великий князь Александр Михайлович мог быть доволен: задуманное им дело приносило плоды. Этому способствовало и его особое положение при государе, и – главное – независимость. Находясь во главе общественной организации, санкционированной императором, Великий князь был избавлен от тенет бюрократической машины военного ведомства, мог действовать самостоятельно, что, конечно, сказалось на работе ОВФ.