Станислав Грибанов - Пилоты Его Величества

– А ну, давай еще раз вместе…

Когда они вдвоем осматривали крепление крыльев, Нелидов шепотом спросил:

– Так, значит, сегодня решили, ваше благородие? Нестеров кивнул головой.

– Ни пуха вам, ни пера! – тихо сказал моторист.

– Ну, наливай бензин и масло, только на один час. «Ньюпор» повели к старту.

Нестеров взглянул в небо и среди кружащихся аэропланов безошибочно отыскал «Ньюпор» Найденова.

«Хорошо, что он сейчас в воздухе! Как-то веселей», – подумал Нестеров, усаживаясь на сиденье и привязываясь специальным ремнем.

После короткой пробежки аэроплан круто пошел вверх. Вскоре он уже описывал над аэродромом круги на высоте в тысячу метров.

«Пора!» – подумал Нестеров. Мысленно он уже видел фигуру петли. «Альтиметр у меня в кармане куртки, он может выпасть и разбиться, когда я буду в положении вниз головой!» – мгновенно мелькнуло у Нестерова, и он сам улыбнулся этой нелепости.

«Надо сделать петлю так, чтобы ее очертания ясно видели от ангаров».

Его «Ньюпор» вышел на прямую.

«Вот так надо начинать!..»

И вдруг почувствовал, что выключить мотор и ринуться вниз не так-то легко. Рука отказывалась сделать это простое и легкое движение.

– Инстинктивная боязнь опасности! – сказал Нестеров вслух и решительно протянул левую руку.

Мотор смолк. Аэроплан устремился носом к земле. Воздух засвистел в тросах крыльев. Этот зловещий свист все нарастал и переходил в визг.

Визг стал оглушительным, от быстроты падения кровь прилила к лицу, зашумело в ушах. Всем телом Нестеров ощущал, как вибрирует от страшной перегрузки аэроплан.

«Довольно!» – решил он и взял ручку на себя.

Аэроплан легко слушался рулевое управление. Нестеров запустил мотор. Аэроплан полез вверх.

«Круче, надо круче'» – подумал летчик и взял еще больше ручку на себя.

Земля исчезла. Перед его глазами только глубокое голубое небо.

«Не слишком ли я долго нахожусь колесами кверху?» – мгновенно подумал он и решительно еще раз взял на себя. Аэроплан плавно описал последнюю дугу вертикального круга, и перед глазами Нестерова выросла земля.

«Вот и все! – с облегчением и радостью подумал Нестеров. – Теперь на посадку».

Он выключил мотор и уверенной, четкой «нестеровской» спиралью повел «Ньюпор» к земле.

На душе у Нестерова стало легко, как бывает у человека, только что вышедшего из опасности. К этому примешивалось торжество победы, ему захотелось петь…

– «Из-за острова на стрежень…» – запел он свою любимую песню.

«А ведь альтиметр остался на месте! – подумал он и засмеялся. – Я сам все время чувствовал, как меня прижимало к сиденью. Значит, получилась точная, правильная петля».

А на аэродроме люди все еще не пришли в себя от удивления и ужаса.

Когда над полем пронесся чей-то испуганный крик: «Падает! Смотрите – он падает!» – сотни глаз устремились на аэроплан Нестерова.

Сразу же смолкли разговоры, смех – все, что за минуту до этого оживляло Сырецкое поле.

Несколько женщин истерично вопили:

– Падает! Падает!..

Серебряный крестик аэроплана почти по вертикали мчался носом к земле.

– Что он делает, безумец?..

– Сейчас рассыплется его «Ньюпор», конец, – сказал кто-то из летчиков, наблюдавших с перекошенными лицами за стремительным падением «Ньюпора».

На высоте около 600 метров «Ньюпор» вдруг выровнялся, загудел мотор.

– Ну, слава богу, выровнял!..

Весь аэродром вздохнул с облегчением, и снова с напряженным вниманием люди стали следить за нестеровским аэропланом.

– Да, но что он теперь делает, смотрите, смотрите! Он пошел свечкой вверх!

– Это какой-то сумасшедший!

– Он уже повис вниз головой!

– О ужас!

– Боже мой!

– Погиб!

Кто-то из летчиков, внимательно следивших за всеми движениями нестеровского «Ньюпора», сказал своему соседу:

– А знаешь, аэроплан ведь не падает, он летит! Даже в положении кверху колесами…

– Смотрите, как он вывернул его в пикирование!

– Вот он уже и планирует! Идет на посадку!

– Ура! Ур-ра! – закричали летчики и мотористы, когда аэроплан легко коснулся земли.

_ ура! _ подхватила публика.

Все бросились к «Ньюпору», уже замедляющему свой бег.

Нестеров не успел спрыгнуть на землю. Десятки рук подхватили его и понесли. Со всех сторон он видел дружеские, взволнованные лица, взлетающие в воздух шляпы, картузы, солдатские бескозырки. Совсем рядом ему улыбалось бледное от волнения лицо Василия Найденова, радостно горели темные глаза Абашидзе, воинственно торчали вверх усы моториста Нелидова.

«Вот кому я во многом обязан своим успехом, – подумал Нестеров о своем мотористе. – Мотор работал как часы!»

Нестерова донесли до крыльца дома дежурного офицера.

– Да здравствует Нестеров! – кричала толпа.

Петр Николаевич стал на ступеньке, его лицо было спокойным, и лишь некоторая бледность выдавала только что пережитое нервное напряжение.

– Спасибо, господа! – звенящим голосом крикнул он. – Большое вам спасибо. После такой встречи хочется сделать в сто раз больше, чем сделано. Благодарю от всего сердца!

Нестеров взял под козырек и вошел в помещение…

Дорогая моя Дина! Я, собственно, не знаю, сколько дней я в Петербурге, мне кажется, что очень мало. Сейчас выясним. В среду я приехал в Питер и представился генералу Шишкевичу. Когда я вошел в приемную, то там с генералом Шишкевичем во главе собрался весь штаб его, разговаривали с Самойло, который вылетел раз, и пришлось спуститься вблизи из-за снега (полетит второй раз). Конечно, встретили меня восклицаниями изумления, и генерал не мог не выразить своего восхищения и поздравил меня своим приветствием. Вообще, генерал очень любезен, и, кажется, денег я добьюсь, но не теперь, а в январе или вообще в начале года. Подаю докладную записку, а затем думаю сходить к начальнику Главного штаба.

Был я у Кованько в школе в Гатчине, на ужин попал случайно, и, конечно, меня очень приветствовали, то есть перевернули меня на руках. Все отмечают разно мою заслугу. Первое – это то, что я первый в России установил мировой рекорд, то есть как бы ни умаляли его значения, все же должны признать мою заслугу, как давшему имя Русской авиации.

В Гатчине пробыл сутки у Попова и видел аппарат Кованько (поручика), очень хороший, на нем летали Горшков и Стоякин, и мне предлагает тоже полетать, но погода неблагоприятная. Вчера я был у Суворина в редакции «Вечернее время», меня снимали в группе со всеми сотрудниками. В газетах мой портрет и вообще всякая ерунда.

В понедельник в 4 часа меня чествует газета «Вечернее время», а в 8 вечера в воздухоплавательной школе, которая заказала мне жетон.