Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5

Председатель. — Значит, вам стало ясно, откуда идет интрига?

Иванов. — Я думаю, что это мои сослуживцы и подчиненные, и, если вы скажете, что они действовали на Распутина при помощи своих жен, — я отрицать не буду, но назвать их себе не позволю.

Председатель. — Вы передали несколько очень важных разговоров: беседу с бывшим государем и с бывшей императрицей. Может быть, вы еще что-нибудь припомните? Очень важная эта беседа с императором, о том, что нужно ответственное министерство.

Иванов. — Я сказал, что я не считаю себя компетентным в делах государственного управления, но считаю, что нужны капитальные реформы, так как недовольство проникло в войска. 22 мая прошлого года началось наступление юго-западного фронта. Предполагалось двинуться всей массой, чтобы привлечь к себе внимание. Сначала были удачи, все шло очень хорошо, но все время наступали по всем фронтам. (Теперь, кажется, спохватились.) Противник оттянул войска, и я даже точно могу сказать, какие войска. Я велел к разведчикам присоединить людей, прибывших из запасного батальона, чтобы подучились. Боевые припасы в мае 1916 г. были в таком количестве, в каком никогда за войну не было. Одним словом, пошли удачи, но потери были большие, комплектование приходило необученным. Мы продолжали атаковывать. Я в это время был в Финляндии, осматривал укрепленные позиции. Вижу, что тычутся все на одном месте. Конечно, утомились, и потери большие. Надо было дать передышку, но этого не сделали, и в результате большие потери. В стране это стало известно. Затем, призыв был объявлен в апреле, отложили его на июль, а на самом деле совершился он в августе или в сентябре. Я приехал 11 сентября из Финляндии. В Могилевской губернии не только у помещиков, но и у крестьян овес стоял на корню. Это вызвало большие разговоры, они проникли в армию. С этого момента начались продовольственные затруднения и усиленное недовольство на порядки. Затем окончательным толчком было убийство Распутина. В армии пошли большие разговоры. Я 24 марта 1916 года сдал командование. У нас с конца 1915 года ежедневно поступали сведения, но никогда о Распутине не упоминалось, никто о нем не знал и не говорил. Я сам о нем не знал, слышал только, что есть Распутин. Я видел тут, на Литейном проспекте, ездил человек, босой и с голой головой, с палкой, [80] «ездил человек, босой и с голой головой, с палкой», — известный в Петрограде странник, ходивший и зиму и лето босой, с непокрытой головой и с большим посохом с серебр. набалдашником — Василий Ткаченко, бывш. кучер ставроп. губернатора Никифораки. и считал, что это Распутин.

Председатель. — Вы констатируете, что в армии стали интересоваться Распутиным и его ролью?

Иванов. — Не столько его ролью, — так формулировать было бы недобросовестно, — но начали говорить о безобразиях, которые творятся. Все это постепенно стало проникать в армию.

Председатель. — Значит, когда вы говорите о недовольстве с половины прошлого года, то вы имеете в виду исключительно военную точку зрения, эти неправильные распоряжения по наборам?

Иванов. — Это не есть неправильное распоряжение, но так сложились обстоятельства — были большие потери, которые желали пополнить. Вообще было недовольство, что затянулась война, и следовал призыв за призывом. Тронули даже ополченцев. Когда я приехал в ставку — стоит эшелон. Смотрю — старики, лет 30–35. Тут я сразу понял, в чем дело, — это с одной стороны, а с другой стороны — неубранные поля.

Председатель. — Вам известно, что перед вашим отправлением у государя состоялось совещание с гр. Фредериксом и Воейковым?

Иванов. — Нет, относительно Фредерикса я должен доложить вот что: 12 декабря я имел разговор с государем относительно Распутина и его вредной деятельности…

Председатель. — Вы сочли своим долгом доложить это?

Иванов. — Да, он спокойно выслушал все, что я ему сказал, — что это вредно отзывается, что это распространяется и т. д.

Председатель. — При чем вы имели в виду назначения — не только гражданские, но и военные?

Иванов. — Если хотите, скорее гражданские, и вмешательство в дела, в распоряжения. Я слышал, какие были эпизоды по делу Сухомлинова и других.

Председатель. — Что вас заставило доложить государю именно в этот момент?

Иванов. — Я хотел доложить еще в октябре но государь все уезжал.

Председатель. — А это вы когда доложили?

Иванов. — Это было 12-го декабря. 17-го было совещание, 18-го государь выехал. И вот, между 12 и 17 декабря, перед завтраком, подходит ко мне Фредерикс и говорит буквально следующее: «Ну, Николай Иудович, что же теперь будет?». Я думал, что он про военные операции говорит, и отвечаю: «Теперь зима, никаких операций быть не может». «Нет, я говорю про другое, про внутренние дела, что у нас теперь будет? Я два раза государю говорил, и вот сегодня, сейчас сказал, что может быть я старик (если я не ошибаюсь, он сказал, «выжил из ума», или что-нибудь аналогичное), ошибаюсь, прикажите расследовать, прогоните меня, но я считаю долгом вам доложить».

Председатель. — Это было в декабре, а когда вы были устранены?

Иванов. — В один день с Поливановым.

Председатель. — Поливанов от должности министра, а вы от должности главнокомандующего? Вы не заметили, что между декабрем и мартом уже изменилось к вам отношение?

Иванов. — Я государя не видел, он вернулся 24 февраля. Отношения изменились раньше. До него доходило, что я высказываюсь довольно определенно о некоторых вещах. Я только раз имел разговор по поводу продовольственного затруднения. Приехал адмирал Нилов и говорит, что в Киеве все прекрасно, город живет прежней жизнью. Государь говорит: «Не правда ли, в Киеве всегда так, всегда все отлично?». Я говорю: «Нет, я слышал, что в Киеве большие продовольственные затруднения».

Председатель — Вы отстранены от должности 17 марта 1916 года, а ваш доклад о Распутине когда был?

Иванов. — 16 декабря, после этого. Когда мне Алексеев сказал про Распутина, меня это ударило, как обухом по голове, и если вы мне скажете, что немецкая партия здесь не при чем, что это дело других лиц, сослуживцев и товарищей, — я этого не смею отрицать.

Председатель. — Но факт остается фактом. Ген. Алексеев вам говорил. Теперь скажите, вы поставили свою задачу определенно: вам нужно было не только остановить события, но и причины их устранить. Скажите, как к вам в портфель попал этот проект манифеста?

Иванов. — Дело в том, что эти разговоры происходили в январе 1917 года, а может быть в декабре 1916-го, разговоры по поводу продовольственного вопроса. В 1916 году, когда я ехал в Финляндию, когда намечался уход Наумова, я слышал разговор…