Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5

Председатель. — Это было в министерство Штюрмера?

Иванов. — Этот разговор был в июне 1916 года, когда я ехал в Финляндию. Мне говорили, что предполагается назначить на должность главноуправляющего по продовольственной части или ген. Алексеева, или великого князя Сергея Михайловича. Одни говорили, что это будет касаться армии, а другие, — что всей России. Затем, как-то разговор зашел об артиллерийской части, и он дал мне две записки по артиллерийской части.

Председатель. — Какое же он имел отношение к проекту манифеста?

Иванов. — Это не проект манифеста, это была записка генерала Алексеева.

Председатель. — Но как эта записка поступила к вам в июне 1916 года?

Иванов. — Она лежала у меня в портфеле, я хотел перед отъездом ее возвратить.

Председатель. — Какие у вас были права, когда вы приехали?

Иванов. — Главнокомандующего армией.

Председатель. — Почему вы приехали только с одним батальоном? Почему вы не взяли тот, который находился ближе к расположению ставки?

Иванов. — Этот был из ставки. Я хотел ехать со скорым поездом, а ген. Алексеев отсоветовал.

Председатель. — Как вы себе представляли размеры движения, когда выезжали? Вы получили телеграмму по прямому проводу?

Иванов. — Видел, что беспорядки. Он пишет, что некоторые части вышли из военного подчинения, а другие остались.

Председатель. — Вот что останавливает внимание — как вы, мимоходом, ночью, в кратком разговоре, ставите вопросы такой большой государственной важности, как ответственное министерство и т. д.? Разве посылавшие вас лица, бывший император и главнокомандующий, не заговорили об этом сами?

Иванов. — Никогда.

Председатель. — Так что вам первому пришло в голову, что нужны политические реформы?

Иванов. — Я слышал, что Алексеев по поводу Распутина имел разговор с императрицей и, кажется, с государем. Я должен был доложить, так как говорили, что запасные батальоны не в порядке, рабочие бастуют, и недостаток в продовольствии. Для меня все стало ясно.

Председатель. — Вам говорил ген. Алексеев о своем разговоре с бывшим императором по поводу Распутина?

Иванов. — Меня там считали посторонним.

Председатель. — Какие были ваши непосредственные обязанности?

Иванов. — Постоянных обязанностей у меня не было. Когда я доложил государю о Распутине, я просил меня уволить. Когда я просил его меня принять, я сказал, что у меня две причины: личная — та, что я ничего не знаю, и если я негоден армии, — то меня уволить, — и вторая — о Распутине.

Председатель. — Вы по собственному побуждению сделали этот доклад о Распутине или вы сговорились с кем-нибудь?

Иванов. — Нет, с кем мне сговариваться?

Председатель. — Но почему вы это сделали именно в декабре?

Иванов. — Я говорю, что я с самого первого момента это решил и с Фредериксом об этом говорил. Потом, когда ехал в Финляндию, решил, что вернусь и буду проситься. Фредерикс мне сказал: «Государь не согласился, вас не отпустит»… Подъезжая к Петрограду, кажется, это было 18-го июня, я решил. Вот тогда, приехавши из Финляндии. А здесь государь все уезжал.

Сенатор Иванов. — Скажите, пожалуйста, генерал, когда вы уже вместе с георгиевским батальоном выступили из ставки, вы предполагали, что во время вашего вступления в Петроград должно подойти еще несколько полков? Были у вас сведения о том, что кроме георгиевского батальона должны быть еще войска?

Иванов. — Я сказал, четыре полка должны еще быть, 12 батальонов.

Сенатор Иванов. — Вы не знаете, почему они не пришли, это случайность или было какое-нибудь распоряжение?

Иванов. — Точно я не могу сказать. Их несомненно задержали умышленно, раз я не мог снестись. Обоз георгиевского батальона не был задержан. Шли семь вагонов с беспроволочным телеграфом. Я им телеграфировал. Мои телеграммы все задерживались, т.-е. они оставались, вероятно, в Петрограде, и ставка не получала моих донесений.

Председатель. — Позвольте узнать из ваших впечатлений, вы не заметили, чтобы к концу декабря 1916 года в ставке усилилось недоверие к бывшей императрице?

Иванов. — Нет, я должен сказать: нет. Говорю, что я в стороне жил от этого.

Председатель. — Вы в ставке не встречались с ген. Дубенским?

Иванов. — Разговаривал раза два, три. Я его знал, я с ним разговаривал. Он пишет про 33-ю дивизию.

Председатель. — Где пишет?

Иванов. — В своем дневнике. Он и меня спрашивал по поводу этого.

Председатель. — А вам не приходилось видеть в ставке Протопопова?

Иванов. — Я его видел три раза. Три раза пожал руку: «Здравствуйте, Протопопов — Иванов».

Председатель. — Скажите, пожалуйста, а вы не знаете, чем вызваны эти строки дневника о бывшей императрице, что она держала в полном подчинении своей воли волю бывшего царя, и в том, что она выдвигала людей плохих для интересов родины?

Иванов. — Нет, я никаких разговоров с ним не имел. В связи с Распутиным ходили всякие слухи. Когда заговорил с государем, он был удивлен. Он говорил: «Этого не ожидал слышать», но в мягкой форме.

Сенатор Иванов. — Недоволен был?

Иванов. — Нет, в мягкой форме.

Председатель. — Вы сказали, что Распутин вредный человек?

Иванов. — Я сказал, что вредный человек. Он мне сказал: «Я не ожидал этого от вас слышать». Он сказал в мягкой форме.

Председатель. — Генерал, сообщите факт. [81] «факт», надо : «как».

Иванов. — Он мне сказал: «Благодарю за преданность». Этим закончилась наша беседа, и он попрощался со мной. И сказал это мягким тоном.

Председатель. — А вам, генерал, ничего не привелось слышать о перенесении сессии Государственной Думы с 12 января на 14 февраля?

Иванов. — Нет, ничего не слыхал. Я слышал, что в ноябре были какие-то комбинации, это я слышал.

Председатель. — Вы какие комбинации имеете в виду?

Иванов. — Я не помню, кажется, на первое хотели, потом отложили на 17-е. Это я слышал. По этому поводу был разговор. Кажется, Кауфман должен был уехать и не уехал.

Председатель . — А как Фредерикс и Воейков отнеслись к вашей миссии подавления мятежа, как она вам представлялась, что необходимы реформы?

Иванов. — С Фредериксом я ни слова не сказал, а Воейков только одно сказал: «Вот пользуюсь случаем и посылаю в Царское команду железнодорожного батальона».

Председатель. — Стало быть, для усиления вашего отряда?

Иванов. — Нет, просто пересылалась в Царское Село. Он просил меня. Я дал два, три вагона и сказал: «Ну, что же, пусть едут».

Сенатор Иванов. — А в бытность вашу в ставке, когда ставку должен был покинуть П. М. Кауфман, какие были на то причины?