Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5

Председатель. — Между 4 апреля и 16 мая — возможно, что это были именно пасхальные каникулы.

Покровский. — Мне кажется, что роспуск зависел от этого обстоятельства. Так что роспуск был нормальный, и память не указывает мне тут никаких особых обстоятельств, никаких разговоров. Следующий роспуск, июньский, произошел в мое отсутствие: я был заграницей в это время. Я уехал 15 мая и вернулся 2 июля; следовательно, это было без меня. Но, кажется мне, что это был обыкновенный летний роспуск. Таким образом, я думаю, что эти два случая не представляют из себя ничего особенного. Теперь два последних роспуска. Они, действительно, представляют известные особенности. Конечно, всякий раз совет министров был осведомлен о предстоящем роспуске и высказывал об этом свое мнение. И тут было кое-что такое, что следует поставить в связь со всеми предшествующими событиями. Мне нечего напоминать и рассказывать, что было в Думе в период с 1 ноября по 17 декабря. Вы знаете, что тогда выступили в Государственной Думе два министра — военный и морской… А затем последний роспуск был сделан, так сказать, с указанием… Было ясно, что меняется председатель совета министров… Нет, позвольте, как же это произошло? Мне немножко память изменила. Это было раньше. Штюрмер был уволен, и назначен был Трепов. Дума не была распущена…

Председатель. — Трепов был председателем совета министров с 20 ноября по 21 декабря.

Покровский. — Значит, 17 декабря Трепов был еще председателем совета министров?..

Председатель. — Да.

Покровский. — Вопрос о роспуске Думы в этот период… в каком заседании он был решен и при каких условиях? Вот этот момент я что-то не припомню. Дайте мне припомнить…

Председатель. — Может быть, вспомните в связи с Протопоповым?

Покровский. — Возможно… Да, позвольте! Когда это было заседание, на котором против Протопопова говорил Пуришкевич, а потом Бобринский?

Председатель. — Это было в самом начале.

Покровский. — Не первого ли декабря это было?.. Нет, не помню, просто не помню. Каким это событием было вызвано? Ожидалось ли увольнение Протопопова или… Скорее всего, что предполагалось увольнение Протопопова. Некоторые вещи я могу все-таки припомнить, — быть может, они прольют свет на это обстоятельство, ускользающее из моей памяти. Ведь 1 декабря, когда было заседание с речами Пуришкевича и Бобринского, Протопопов хотел выйти на кафедру и высказываться против них. Тогда совет министров удерживал его от этого шага… Нет, это было еще в ноябре, я был тогда еще государственным контролером… Так вот, совет удерживал его от выступления и указывал, что единственный нормальный выход для него, это — уйти, потому что тогда он может разговаривать с Думою в качестве Протопопова и защищать свою честь, тогда как в должности министра внутренних дел он всегда будет двуликим Янусом и не может являться представителем совета министров. Если же он выступит как представитель совета министров, то в Государственной Думе могут последовать такие выступления, которые заставят распустить Думу, что представляется в высшей степени нежелательным и опасным. Вот какие были разговоры тогда. Протопопов после этого не выступил, хотя подал записку и сел в ряды членов Думы… Вслед за этим было заседание совета министров, — не в помещении совета, а на квартире Трепова, где Протопопову снова было настоятельно сказано от имени всех, что единственным исходом является выход его в отставку, что это есть в то же время единственное средство для него восстановить свое доброе имя. В этом смысле высказывались решительно все, — без исключения. Говорили: «Поезжайте сегодня же в ставку и подайте в отставку». Он сказал, что поедет на другой день, потому что личные его дела не дают ему возможности уехать сейчас же. Это было 25–27 ноября, — что-то в этом роде. Вот, сопоставьте это с днем его поездки в ставку, тогда день выяснится совершенно точно. Он поехал в ставку и после этого заболел…

Председатель. — То-есть, дипломатически заболел, как вы знаете?

Покровский. — И был болен, — не знаю до какого числа, после чего выздоровел. Вот что предшествовало этому роспуску Думы. Но почему роспуск самой Думы был издан 17 декабря?.. Вероятно, предполагалось, что правительству в это время удастся ликвидировать Протопопова.

Председатель. — Но кроме того, наступали рождественские праздники. Вопрос шел не о том, чтобы распустить Государственную Думу, а о том, когда ее созвать.

Покровский. — Да, да. Это и было в обсуждении. 12 февраля решили назначить…

Председатель. —10 февраля.

Покровский. — 12 февраля. Так что, очевидно, всего вернее будет ваше мнение, — что это было из-за рождественских каникул. 17 декабря Государственная Дума разъехалась.

Председатель. — В отношении роспуска Думы, Николай Николаевич, нас интересует несколько вопросов. Например, вопрос о том, что к концу старого режима председатели совета министров стали все чаще получать от носителя верховной власти бланковые подписи на тексте роспуска законодательных учреждений Российской империи, с тем, чтобы они сами проставляли в нужных местах дату роспуска Думы, а также, конечно, и срок ее созыва. В результате этого получился такой порядок, что как раз в такой момент, когда работа законодательных учреждений была особенно нужна, представитель исполнительной власти, то-есть председатель совета министров, пользовался как бы частичкой прерогатив монарха — в смысле укорочения периода заседаний Думы и продления периода бездумья.

Покровский. — Видите ли, фактически такие бланки, я знаю, были. По крайней мере, я могу удостоверить, это в отношении последнего роспуска Государственной Думы. Это — факт. Но ведь события надо оценивать по их существу. Есть ли это предоставление председателю совета министров полного произвола в данной области, или же это просто есть своего рода выход из создавшихся условий? Скажем, так: Дума уже созвана, но ожидается что-нибудь резкое с ее стороны, а государь уехал в это время, его нет. На этот случай, — чтобы не упущено было должное время, он предоставляет известный бланк председателю совета министров. Я думаю, что скорее всего это было именно так. Это не то, что практика какая-нибудь, — в том смысле, что председатель совета министров, вступая в эту должность, получает тот или другой бланк, и потом уже от его усмотрения зависит в любой момент сделать это; этого, я думаю, не было. Во всяком случае, я никогда не слыхал о такого рода длительном перенесении на председателя совета министров известного рода функций; а делалось это по данному случаю, — когда что-нибудь предвиделось и обстоятельства мешали дать в надлежащую минуту указ. Так, например, в данном случае государя не было. Вот как, я думаю, нужно объяснять такого рода случай. Это, конечно, мое личное объяснение. И я знаю один только случай.