Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

При таком строе общества не могло быть и речи об об­разовании купеческого сословия; немногие предметы, кото­рые не изготовлялись хозяйственным образом, приобрета­лись непосредственно от производителя. Правда, потреб­ность в мере и весе уже пробудилась, но торговля еще не пошла дальше простого обмена. Поэтому крупные центры еще не могли образоваться; население было рассеяно по от­крытым деревням, как мы это еще в историческое время ви­дим в Этолии, а в случае неприятельских нападений искало защиты в горах или за валом кремля. Но прокладывать доро­ги начали уже в этом периоде. В эпосе часто упоминается о проезжих дорогах; и если поэт заставляет Телемака проехать на колеснице из Пилоса в Спарту, то это, конечно, отнюдь не доказывает, что уже в то время существовала дорога через Тайгет, но дает право думать, что в других частях Греции и в Малой Азии на повозках можно было совершать далекие путешествия. Еще теперь на горах Арголиды видны остатки целой системы дорог, соединявших святилище Геры с Ми­кенами, Клеонами, Тинеей и Коринфом. Фундамент состоит из многоугольных плит, на известных расстояниях устроены приспособления для протока воды, и следы колеи доказыва­ют, что эти дороги были предназначены для езды на колесах. Правда, мы не в состоянии решить, были ли они проложены уже в эпоху расцвета Микен.

Несмотря на простоту экономических отношений, иму­щественное неравенство уже сильно развито. Рядом с сель­ским рабочим, который получает поденную плату, и мелким собственником стоит собственник-богач, владелец многих сотен скота и обширных поместий. Между тем, в то время, когда промышленность и торговля были еще в зачаточном состоянии и сельскохозяйственный труд составлял почти единственный источник пропитания, бедняк не имел других средств достигнуть обеспеченности, а тем более богатства, кроме войн или морского разбоя; но и здесь львиная доля добычи доставалась тем, кто становился во главе таких предприятий, а это был, обыкновенно, знатный человек. Именно эти условия и заставили такую большую часть гре­ческой молодежи уже в догомеровскую эпоху уйти за море — на острова и в Малую Азию; но по мере того, как страна заселялась, на новой родине повторялось то же явление. А богатство повсюду и во все времена доставляет почет и мо­гущество; мало-помалу народ привык относиться к знатным родам с уважением, за которое они по заслугам платили тол­пе презрением. Аристократия приняла характер касты, чле­ны которой вступали в брак только между собой и которая возводила свою родословную до богов. Изобретение метал­лического вооружения и боевой колесницы должно было еще усилить перевес этого класса, потому что теперь участь битвы решали латники, а только знать была в состоянии приобретать дорого стоившее металлическое вооружение.

Старейшина самой могущественной из этих знатных фамилий стоял во главе государства со званием царя (басилея). По воззрениям гомеровской эпохи, он получает свою власть от Зевса; другими словами, царское достоинство уже с незапамятных времен было наследственным в правящих родах, и происхождение его из народного избрания уже бы­ло забыто. Городские стены, дворцы и сводчатые могилы Микен, Тиринфа, Спарты и Орхомена доказывают, что и там господствовал политический строй, совершенно аналогич­ный тому, который изображен в эпосе. Царь был вождем на войне и верховным судьею во время мира, а также посред­ником между государством и богами. За это ему предостав­лен в собственность обширный домен (теменос), подданные приносят ему богатые подарки, чтобы приобрести его распо­ложение, а на войне ему принадлежит лучшая часть добычи.

В делах правления царю помогал „совет старейшин", который первоначально состоял, вероятно, из глав всех от­дельных родов государства, но уже в гомеровскую эпоху заключал в себе только представителей знати. Их главной обязанностью было помогать царю в судопроизводстве. Все важные вопросы решались собранием мужчин, способных носить оружие; но по мере того, как могущество аристокра­тии возрастало, обращение к вечу становилось пустой фор­мальностью и за народом оставалось только право согла­шаться на предложения царя и знатных. Что ждало простого человека, который осмеливался противоречить, показывает нам поэт на примере Терсита: палка в руке знатного застав­ляла тотчас умолкнуть всякое возражение, и народ относил­ся к этому совершенно безучастно или даже смеялся над по­битым.

Впрочем, функции государства были в эту эпоху еще весьма ограничены. На суд царя восходили только споры о праве собственности; расправа по уголовным преступлениям была предоставлена потерпевшим и их сородичам. От кров­ной мести можно было откупиться уплатою соответственной виры; но если такая сделка не состоялась, то убийце не оста­валось ничего другого, как уйти в изгнание, — разве только у него были могущественные родственники и друзья, у ко­торых он мог найти защиту. Человек, не принадлежавший к общине, был совершенно бесправен, и каждый мог ограбить и убить его. Но кто садился у очага с просьбой о защите, тот был неприкосновенен для хозяина дома; завязанные таким образом отношения сохранялись всю жизнь и переходили по наследству к детям и внукам. Однако защита, которую до­мохозяин мог оказать своему гостю за пределами своего жи­лища, была все-таки ненадежна; поэтому жизнь на чужбине была полна унижений и опасностей. Неудивительно, что из­гнание казалось грекам того времени величайшим бедстви­ем.

Так как каждый был безопасен только в своем государ­стве, то набеги на соседние общины или разбой считались очень почтенным источником наживы. Ограбленные стара­лись, конечно, отомстить, и, таким образом, весь древней­ший период греческой истории наполнен беспрерывными войнами. Это было действительно, как говорит поэт, желез­ное время, и оно взрастило воинственное поколение. Каж­дый должен был ежеминутно быть наготове с оружием в ру­ках отстаивать свою жизнь и имущество; меч был неразлуч­ным спутником мужчины, и никто не выходил из дому, не захватив копья. Народ охотнее всего слушал рассказы о доб­лестных битвах и смелых морских походах, которые и со­ставляют, наряду со сказаниями о богах, главное содержание эпоса.

Образование мифов обусловливается стремлением че­ловеческого духа уяснить себе связь и причины окружаю­щих нас предметов и наблюдаемых нами явлений. Так как в первобытную эпоху средства к удовлетворению этой потреб­ности очень ограничены, то большая часть „рассказов" (мифос), которые пускаются в обращение с целью объяснить то или другое явление, оказываются лишенными всякой реаль­ной подкладки; таким образом, слово „миф" получило в классический период греческой цивилизации то значение, которое оно и до сих пор сохраняет во всех европейских языках.