Юлиус Белох - Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

В области эпоса также начала обнаруживаться новая жизнь. Хэрил из Самоса на исходе V века осмелился взять сюжет для своей поэмы не из мифологии, как требовала тра­диция, а из истории, воспев Персидские войны. Разумеется, значительная часть этой эпопеи представляла песнь во славу Афин, и афиняне вознаградили поэта, постановив, чтобы впредь рапсоды публично декламировали его поэму наряду с гомеровскими песнями. Впрочем, именно в этой патриотиче­ской тенденции, по-видимому, и заключалась главная заслуга Хэрила. Его совершенно затмил его ионийский соотечествен­ник Антимах, который в своей „Фиваиде" снова, по обычаю, разработал мифологический сюжет. Наиболее славилась его элегия „Лида", где поэт изливал свою скорбь по поводу смер­ти своей возлюбленной и искал утешения в воспоминаниях о других несчастных любовниках, которых в таком изобилии выводил перед ним миф. Такой знаток, как Платон, очень вы­соко ставил Антимаха, и если позднейшие поколения порица­ли напыщенную пространность его композиции, то они все-таки усердно читали его и не менее усердно ему подражали. Для элегии александрийского периода „Лида" послужила об­разцом.

В собственной лирике текст в эту эпоху все более отсту­пал перед композицией. Сообразно с этим теперь разрабаты­вались преимущественно одноголосная песня или, как гово­рили греки, ном, и опера, дифирамб. Это было результатом нового направления, которое с половины V века обнаружи­лось в области музыки. Начало этому движению положили Меланиппид из Мелоса и Фринис из Митилены в эпоху Перикла; до совершенства новое направление было доведено Тимофеем из Милета, Филоксеном из Киферы и Кинесием из Афин, действовавшими на исходе V и начале IV столетия. Всеми средствами старались они добиться более полного зву­кового эффекта; инструменты были усовершенствованы, ис­кусственные ритмы, излюбленные Пиндаром и его современ­никами, были отброшены, как стеснительные узы, и заменены более простыми формами; композиторы уже не боялись ме­нять тональность в одной и той же пьесе. Они стремились прежде всего к реализму; так, Филоксен и Тимофей в музы­кальных звуках изображали мычание стад Киклопа, гул бури и даже обстоятельства, которыми сопровождалось рождение Дионисия. Поклонники старины, конечно, оплакивали „упа­док" музыки, как это повторилось и в наши дни по поводу музыкальной реформы подобного же рода. Но, как ныне, так и тогда противодействие оказалось бесплодным; новая эпоха требовала нового искусства, и творцы его знали, что им при­надлежит будущее. Тимофей, вождь всего этого движения, не поколебался открыто бросить в лицо своим злобным крити­кам такие слова:

Не стану петь, как пели встарь — Мне новый лад милее; Царит теперь бог юный — Зевс, Низвергнут старый Кронос.

Прочь, старая муза!

Предсказание сбылось; старая музыка пала, и скоро Ти­мофей и Филоксен уже сами были классиками; их песни изу­чались в школах, и их большие композиции ставились на сце­не еще спустя столетия.

Высокого совершенства достигла в это время и инстру­ментальная музыка. Игра на флейте издревле процветала в Фивах; но лишь в эпоху Перикла здесь в лице Пронома явил­ся композитор, чьи пьесы для флейты приобрели известность во всей Греции. Его сын Эниад продолжал деятельность от­ца; мы узнаем, что он в 388 г. одержал победу в Афинах. Но Эниада затмил его соотечественник Антигенид, первый флейтист-виртуоз своего времени (ок. 400—360). Он примк­нул к Филоксену, в чьих дифирамбах исполнял аккомпане­мент, но писал и самостоятельные пьесы, долго охранявшие его имя от забвения. Из его многочисленных учеников большую известность приобрели в эпоху Филиппа и Алек­сандра Исмений и Тимофей, оба из Фив. В соседних с Бео­тией областях также усердно занимались авлетикой: в конце IV века мы находим среди первоклассных артистов Телефа­на из Мегары и Эвдокса из Халкиды.

В Афинах авлетике никогда не удавалось пустить проч­ные корни; зато здесь достигла высокого совершенства кифаристика благодаря двум артистам, жившим в первой по­ловине IV века, Кефисодоту из Ахарн и особенно Стратонику. Стратоник, по преданию, первый основал школу инстру­ментальной музыки.

Все великие музыканты V и IV веков являлись вместе с тем и артистами-исполнителями, и своей славою были обя­заны столько же виртуозности своей игры, сколько достоин­ствам своих композиций. Но, разумеется, невозможно было требовать, чтобы композитор обладал и красивым голосом, в особенности если он продолжал работать до поздней старос­ти, как Тимофей Милетский. Притом, для постановки новых сложных дифирамбов требовались не только хорошие со­листы, но и обученный хор и хороший оркестр. Таким обра­зом возникло сословие профессиональных театральных пев­цов и музыкантов. Такая же перемена произошла на траги­ческой и комической сцене. Если Эсхил и несколько раз еще Софокл сами выступали в своих пьесах, то успехи сцениче­ского искусства и обусловленная ими большая требователь­ность публики вскоре привели к образованию класса акте­ров, и поэты стали ограничиваться тем, что руководили ра­зучиванием своих пьес. Хотя социальное положение актеров и тогда, как во все времена, было вообще далеко не почет­ным, тем не менее выдающиеся таланты достигали громкой славы, и в IV веке в Афинах вошло в обычай вносить и их имена в официальные списки поставленных на сцене пьес. В этом сословии господствовала строгая иерархия; трагиче­ские актеры гнушались выступать в комедиях, и протагонист относился с презрением к девтерагонисту и тритагонисту. Очень характерно для истории развития этих отношений, что из эпохи расцвета аттической трагедии до нас не дошло ни одно имя какого-либо знаменитого актера; напротив, в середине IV века источники называют нам в качестве вы­дающихся протагонистов на трагические роли Феодора, Неоптолема и Аристодема, в эпоху Александра — Фессала и Афенодора; из знаменитых комических актеров этого же времени можно назвать олинфянина Сатира и Ликона из Скарфея.

Развитие пластического искусства в IV веке немногим разнится от развития поэзии за тот же период; как и поэзия, пластика жила успехами, достигнутыми в предшествовав­шую эпоху. Но здесь великие образцы V столетия действо­вали не столь подавляющим образом, как в области поэзии, ибо поэтическое произведение может быть распространено в неограниченном количестве копий, тогда как произведение искусства привязано к месту своего нахождения и никакая репродукция не может заменить оригинала. Притом техника пластических искусств в эпоху Перикла далеко еще не дос­тигла той степени совершенства, какую обнаруживает в это же время поэтическая техника. Поэтому деятели на поприще образовательных искусств имели в IV веке больше простора для художественного творчества, чем поэты этого времени.