Юлиус Белох - Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Итак, Фокида была спасена, и Фаилл мог обратиться против фиванцев, которые, по-видимому, после поражения Ономарха сделали попытку вернуть к покорности отпавшие союзные города Беотии. Однако фокейское войско было еще слишком расстроено, чтобы с успехом действовать в откры­том поле; в целом ряде стычек — при Орхомене, на Кефисе, у Коронеи — победа досталась беотийцам, но Фаиллу все-таки удалось достигнуть своей главной цели — обеспечить против нападений те укрепленные пункты, которыми он владел в Беотии.

Между тем и Пелопоннес был вовлечен в войну. Здесь Спарта, как мы знаем, никогда не признала порядка, уста­новленного Эпаминондом; когда остальные греки после бит­вы при Мантинее заключили мир на условии сохранения ка­ждым государством его наличных владений, она отказалась присоединиться к этому договору и своевольно стала про­должать пограничную войну с Мегалополем и Мессеною, причем ей, впрочем, не удалось достигнуть сколько-нибудь важных успехов (выше, с. 196). Но когда Ономарх одержал в Фессалии свои блестящие победы над Филиппом и затем отнял у фиванцев Орхомен и Коронею, — спартанская пар­тия в Пелопоннесе снова подняла голову. Мантинея, Элида, Ахея, Флиунт снова примкнули к Спарте, и это дало послед­ней возможность перейти к энергичным наступательным действиям против фиванских союзников, прежде всего — против Мегалополя. Стесненный город обратился за помо­щью в Афины; но афиняне, разумеется, не имели охоты во время войны с Филиппом и при своих натянутых отношени­ях с Фивами ссориться еще и со Спартою, единственным союзником, которым Афины еще располагали, исключая Фокиды. Таким образом, вначале Мегалополю приходилось довольствоваться поддержкой своих пелопоннесских союз­ников, Аргоса, Мессены и Сикиона; но вскоре и Фивы, кото­рым победа Филиппа над Ономархом развязала руки, при­слали в Пелопоннес войско в 3000 гоплитов и 500 всадников под начальством Кефисиона. В свою очередь и Фаилл при­слал на помощь лакедемонянам 3000 наемников. Теперь спартанцы перешли в наступление; в то время, как враги для защиты области Мегалополя сосредоточили свои войска у истоков Алфея, царь Архидам III двинулся к союзной Мантинее и оттуда вторгся в Арголиду, где занял Орнеи и наго­лову разбил аргосское ополчение, явившееся на выручку го­рода. Другое сражение — против соединенных боевых сил фиванцев и их союзников — осталось нерешенным; после нескольких дальнейших битв военные действия были, нако­нец, прекращены перемирием. Замыслы Спарты о восста­новлении ее старой гегемонии в Пелопоннесе потерпели крушение, и беотийские войска могли вернуться на родину. Здесь Фивы в последний раз деятельно вмешались в пело­поннесские дела.

В это время, когда значительная часть боевых сил Бео­тии была занята войной в Пелопоннесе, Фаилл вторгся в Эпикнемидскую Локриду и покорил всю страну, кроме ук­репленного Нарикса. Теперь и беотийцы выступили в поход; близ Аб на фокейской границе они ночью напали на Фаилла и обратили его в бегство, после чего на далекое пространст­во опустошили Фокиду. Но когда затем беотийцы сделали попытку освободить Нарикс, который все еще осаждали фокейцы, — счастье изменило им; Фаилл отбросил врагов и благодаря этой победе сумел взять город приступом. Вскоре после этого он заболел и, прохворав довольно долго, умер; верховное начальство в Фокиде перешло к сыну Ономарха Фалеку, только что вышедшему из младенчества юноше. После этого война продолжалась с переменным успехом еще несколько лет; в открытом поле победа оставалась обыкно­венно за фиванцами, и им не раз удавалось вторгаться в Фо­киду, опустошать открытую страну и овладевать каким-нибудь небольшим городом; но они не были в силах нано­сить врагу решительные удары или даже только вернуть под свою власть отпавшие от них союзные города Орхомен, Коронею и Корсии. Хотя дело и не доходило до крупных сра­жений, но беспрестанные мелкие стычки стоили обеим сто­ронам немалого числа людей, и если фокейцы легко могли возмещать эти потери посредством набора новых наемников, то фиванцам приходилось вести войну отрядами из граждан. Правда, дельфийская храмовая казна с каждым годом все более истощалась, а в тот день, когда она была бы вполне исчерпана, фокейское разбойничье государство неминуемо должно было рухнуть, и фиванцам легко досталась бы побе­да.

Таким образом, у фокейцев было дел по горло; Афины в ближайшее время также не имели возможности предпринять поход против Филиппа. Несчастная война с союзниками сильно пошатнула финансовое положение государства, и Афины настойчиво нуждались в нескольких годах мира, что­бы собраться с силами. Вообще среди образованных и зажи­точных классов начало все более распространяться убежде­ние, что роль великой державы не по силам государству и что оно поэтому должно отказаться от той политики широ­ких начинаний, которую вело до этих пор. Мир поставил людей этого образа мыслей у кормила правления. Их вождем был Эвбул из Пробалинфа, человек уже пожилых лет, при­обретший известность особенно своей неутомимой деятель­ностью в области финансового управления. В Великие Панафинеи 354 г. он принял на четыре года заведование теориконом, той кассой, которая питалась излишками государст­венных доходов и назначение которой заключалось в том, чтобы обеспечивать правильную выплату пособий, разда­ваемых народу во время больших празднеств. С этой долж­ностью издавна был соединен известный контроль над всем финансовым ведомством, без чего она и не могла бы отве­чать своей цели; благодаря влиянию Эвбул а эта компетенция была значительно расширена, руководство общественными постройками возложено на заведовавших кассой теориконом и им вверено почти все финансовое управление. По всей ве­роятности, Эвбул оставался в этой должности и весь сле­дующий финансовый период, т.е. с 350 по 346 гг., а может быть, и долее. Если наряду с ним и стояло несколько равно­правных товарищей, то его превосходное знакомство с де­лом, равно как и его политический авторитет должны были сделать его самым влиятельным членом коллегии и, следо­вательно, фактически руководителем финансового управле­ния Афин в эту эпоху.

Эвбул принадлежал к хорошей фамилии и был далек от демагогии в низменном смысле этого слова; но при тогдаш­них условиях государственный деятель, достигший власти в Афинах, мог удержать ее за собою только в том случае, если опирался на городскую чернь, располагавшую большинст­вом голосов в Народном собрании. Уже Перикл был прину­жден создать себе такую опору путем предоставления толпе материальных выгод, и почти все афинские государственные люди, действовавшие после него, следовали его примеру. Естественно, что Эвбул не уклонился от установившейся практики, а блестящие результаты его финансового управле­ния давали ему возможность ассигновать пособия народу чаще и в большем размере, чем когда-либо до него. Но при этом он не оставлял в пренебрежении и прочие нужды госу­дарства. Он выплатил неуплаченные военные издержки, по­полнил арсеналы, преобразовал конницу, значительно уве­личил флот, построил в гавани множество новых портовых зданий, начал постройку большого арсенала в Пирее и цело­го ряда других общественных зданий. И все это он сумел сделать, не отягощая граждан прямыми налогами.