Виктор Муратов - Командарм Лукин

Здесь, на наш взгляд, уместно привести откровенные признания командира 7-й танковой дивизии генерала Функа, действовавшей в ту пору непосредственно против армии Лукина. «…Последовавшие затем (после окружения) дневные и ночные бои, — писал Функ, — относятся к числу самых тяжелых, какие только приходилось вести дивизии.

Противник, руководимый железной волей своего командования, со все более возраставшим упорством вел энергичные атаки, стремясь вырваться из котла.

Направление его главного удара находилось не там, где первоначально ожидалось (в районе автострады), а северо-западнее.

Противник вел атаки под прикрытием ночи и тумана, используя лесистую, поросшую кустарником местность.

Бои изобиловали трагическими эпизодами. Целые гренадерские взводы были уничтожены до последнего человека. Последние резервы быстро таяли, и приходилось неоднократно снимать войска с неатакованных участков (например, из района автострады) и создавать импровизированные резервы. Едва удавалось заткнуть одну брешь, как возникала другая, еще большая.

Танковый полк, лишь часть которого осталась боеспособной, перебрасывался с одного очага боя к другому. Временами противнику удавалось прорываться вплоть до огневых позиций артиллерии…» [28] Москва. 1971. № 12.

Эти воспоминания Функ напишет позже, а в те октябрьские дни сорок первого он безуспешно рвался к Москве. На этого генерала гитлеровское командование возлагало большие надежды. Именно дивизия Функа первой вошла в Варшаву, первой вошла в Париж. По плану гитлеровского командования она в числе первых должна была войти и в Москву. Но до сих пор сидела в районе Вязьмы.

10 октября Лукину положили перехваченную радиограмму немецкого командования, адресованную генералу Функу: «Почему вы топчетесь? Идите на Москву». И ответ Функа, что командующий 19-й армией также рвется к Москве и что немцы едва удерживают прорыв [29] См.: Военно-исторический журнал. 1981. № 9. С. 36. .

Лукин воспрянул духом: значит, он принял верное решение — приковать к себе силы врага. Значит, враг боится оставить у себя в тылу группировку Лукина. Следовательно, дела немцев не так уж и хороши. У Лукина появился шанс прорвать кольцо окружения и вывести войска. Командарм, конечно, не знал о силах, окружавших его группировку. Но шанс упускать было нельзя.

Прежде чем принять окончательное решение, Лукин созвал военный совет армии, чтобы выработать наиболее верный вариант.

В небольшой избе деревни Шутово собрались член военного совета Ванеев, начальник штаба комбриг Малышкин, начальник оперативного отдела полковник Маслов. Прибыли сюда также генерал-лейтенант Болдин и генерал-майор Вишневский.

Командарм доложил обстановку:

— Я несу ответственность за вывод из окружения всей группировки. К сожалению, я не знаю, в каком положении сейчас находятся двадцатая и двадцать четвертая армии. Связи с ними нет. Мы должны выработать план прорыва девятнадцатой, тридцать второй армий и группы товарища Болдина. Предлагаю прорыв начать завтра, одиннадцатого октября, в полосе севернее и южнее села Богородицкое. Начало прорыва — шестнадцать часов.

— Мне кажется, время не совсем подходящее, — возразил полковник Маслов. — Уж лучше ночью или на рассвете, а днем…

— Ну, во-первых, в октябре в шестнадцать часов уже начинает смеркаться. Я мыслю так, что в сумерках мы сумеем прорвать вражеское кольцо, расширить брешь, а затем под покровом ночи выведем войска в район Касня, Федяево и дальше — на Можайскую линию обороны. — Доводы Лукина убедили присутствующих, и он продолжал: — Для прорыва я решил создать ударную группировку и атаковать немцев на узком участке фронта, вот здесь: лес севернее Богородицкое, Обухово. В центре поставим дивизию Вашкевича и отряд моряков. Левее Вашкевича будет действовать девяносто первая дивизия Волкова. Остальные дивизии составят второй эшелон. В резерве оставляю сто пятьдесят вторую дивизию Чернышева, сорок пятую кавалерийскую Стученко и несколько танков бригады Ремезова. К участку прорыва стянуть всю артиллерию и дивизион реактивных установок.

Получив одобрение присутствовавших на военном совете, Лукин вызвал всех командиров и комиссаров дивизий и объявил им план прорыва. Каждый из командиров получил конкретную задачу.

Проводив командиров и комиссаров дивизий, Лукин тут же передал радиограмму командующему фронтом, начальнику Генерального штаба Шапошникову и в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что в 16 часов 11 октября, собрав снаряды всей артиллерии и дав последний залп «катюш», окруженная группировка будет прорываться через Богородицкое на Гжатск. В случае неудачи группа будет отходить к 20-й армии Ершакова, чтобы прорываться вместе.

Вскоре из штаба фронта пришла радиотелеграмма. Военный совет фронта согласился с планом Лукина на прорыв в районе Богородицкое и запросил координаты для нанесения удара авиацией в месте прорыва, чтобы облегчить выход войск из окружения. Радиограмма была подписана командующим Западным фронтом Жуковым.

Лукин приказал начальнику штаба Малышкину немедленно сообщить в штаб фронта эти координаты.

— Вы обратили внимание, Михаил Федорович, — проговорил член военного совета Ванеев, — телеграмма подписана Жуковым. Выходит, в верхах произошли перемещения.

Да, в окруженной группировке не знали, что в эти критические дни обороны Москвы происходило «в верхах».

В первую декаду октября на Западном направлении нависла реальная угроза прорыва немецко-фашистских войск к Москве. Обстановка требовала во что бы то ни стало остановить врага на подступах к столице. 5 октября Государственный Комитет Обороны принял специальное постановление о защите Москвы. Главным рубежом сопротивления была определена Можайская линия обороны, проходившая от Волоколамска до Калуги.

Для оказания практической помощи командованию Западного и Резервного фронтов в районы боевых действий выехали представители ГКО и Ставки Молотов, Ворошилов и Василевский. В Москву с Ленинградского фронта был отозван Жуков. Вот как вспоминал Жуков те дни: «Сдав дела по командованию фронтом начальнику штаба фронта генералу Хозину, я вылетел в Москву. В Москву прилетел уже вечером и сразу же направился в Кремль. Сталин болел гриппом, но работал. Поздоровавшись кивком головы, он предложил посмотреть на карту и сказал:

— Вот смотрите, какая сложилась обстановка на Западном направлении. Не могу, — говорит, — добиться ясного доклада, что происходит сейчас. Где противник? Где наши войска? Если вы можете, поезжайте немедленно в штаб Западного фронта, разберитесь там с обстановкой. Позвоните мне в любое время суток, я буду ждать…»