Игорь Маношин - Июль 1942 года. Падение Севастополя

В этой попытке прорыва, а по сообщению Пискунова, она была предпринята днем 3 июля в основном силами ПВО ЧФ, участвовал и Г. Воловик, который написал, что им тогда пришлось отступить и снова занять свои позиции, так как не смогли прорвать огневые заслоны немцев. Наутро вступили в последний бой [357].

Вторая крупная попытка прорваться в горы, по сообщению Пискунова, была произведена в ночь на 4 июля, в которой участвовало более двух тысяч человек. Противник, очевидно, учитывая, что имеет дело с людьми, находившимися в отчаянии, отвел свои войска, оставив охранение. Наша разведка точно установила, что было три огневых точки в охранении противника. Две огневых точки тихо сняли, а с третьей постигла неудача. Очевидно, попался экспансивный человек. Вместо того, чтобы тихо подползти к пулемету, метрах в пятнадцати от него он поднялся и с криком бросился на пулемет. Пулеметчик успел дать очередь. Слышал потом, что человек двести прошло, но их частично выловили [358].

Очень образно описал обстановку перед этим прорывом и ее ход в ночь с 3 на 4 июля военврач 2-го ранга И. П. Иноземцев:

«Еще до наступления сумерек в нашей землянке стали говорить о подготовке к прорыву в горы. Батальонный комиссар из Приморской армии стал подбирать группу людей для этого. Ко мне подошел военврач Кирпичев. Он был одет в ватник и подпоясан туго ремнем, за который засунул две ручные гранаты и наган. Кругом продолжали рваться снаряды, все горело. Над аэродромом стоял едкий дым и смрад. Казалось, что все ушли, кроме раненых. Мы с медсестрой спустились под обрыв берега Херсонесской бухты около КП ПЕ-2, где было большое скопление раненых. Вдруг в первом часу ночи 4 июля со стороны немцев затрещали пулеметы, забил ураганный артиллерийский шквал огня. Земля дрожала от разрывов снарядов. Над головой полетели трассирующие пули. Мы поняли, что наши пошли на прорыв. А фашисты думали, что идет высадка морского десанта и поэтому открыли огонь по всем площадям полуострова.

Прорыв наших товарищей не удался. Немцы из пулеметов косили людей, как косой. Только 18 человек смогли свернуть и уйти на ложную батарею. В их числе были лейтенант Знаменский, старший лейтенант Щербаков и майор Соловьев» [359].

По сообщению участников прорыва, в нем участвовали также раненые и немало безоружных людей. Отмечается, что район прорыва был освещен осветительными ракетами. Это была последняя крупная попытка прорыва в горы. Потом из-под скал было немало других попыток прорыва группами разной численности, большинство которых либо погибли, либо были взяты в плен, и только небольшой части удалось прорваться в горы.

Надо отметить, что прорвавшиеся 3 июля к капонирам и сооружениям аэродрома отдельные группы немцев к вечеру 3 июля отошли к перешейку между Казачьей бухтой и 35-й батареей. Этот рубеж обороны и остался до 6.00 4 июля 1942 года.

Наши бойцы и командиры вынуждены были спуститься под обрыв на всем протяжении берега от Херсонесского маяка до 35-й батареи и дальше в сторону мыса Фиолент.

Согласно воспоминаниям полковника Пискунова, он вместе со своими помощниками, бригадным комиссаром и майором Белоусовым в ночь на 4 июля перешел из Херсонесской бухты под берег 35-й батареи. Здесь Пискунов встретился утром 4 июля с полковником Хомичем, полковником Васильевым, майором Жуковским, майором Какуриным и многими другими старшими командирами, которых знал по обороне. На вопрос, видели ли они секретаря обкома партии тов. Меньшикова, Ответили, что видели. А майор Чистяков, начальник оперативного отделения 95-й дивизии, пояснил, что т. Меньшиков и молодой человек укрылись в батарее. Пискунов обратил внимание на то, что настил причала из досок оказался разобранным для строительства плотов и подручных средств для переправы через море [360].

Наступило утро 4 июля 1942 года. Рано утром немцы с воздуха разбросали листовки с призывом сдаваться в плен, что они делали каждый день. Реакции не последовало. Тогда вновь началась огневая обработка всего участка обороны на Херсонесском полуострове, небывалая по мощности. «На этот раз немцы решили нас стереть с лица земли, — вспоминает Г. Воловик. — Такой бомбардировки, артиллерийской и минометной, еще не было. Боеприпасы у нас кончились. Вражеские самолеты бомбят с воздуха, истребители на бреющем полете ведут пулеметный обстрел. Все, кто держал оборону в окопах, вжимались в землю. Особенно много людей погибало, в том числе и гражданских, находившихся на узкой прибрежной полосе берега под скалами. Немецкие истребители заходили с моря и, подлетая к берегу на бреющем полете, в упор расстреливали скопления беззащитных людей. Прибрежная вода была полна трупов. Положение было отчаянное. К тому же июльская жара, четыре дня без пресной воды и пищи и удушающий трупный запах от заваленных ими окопов.

После огневой подготовки немецкая пехота начала штурмовать нашу линию обороны. Отвесный огонь заметно ослабел. Стрелять было нечем. Немцы, видно, понимали, что наша оборона выдыхается, чтобы не нести потери, отходили и вновь повторяли бомбежку и артобстрел. Стремясь расчленить нашу оборону, они после огневой подготовки повели наступление клиньями при поддержке танков, один из которых пришелся на позиции 55-го дивизиона. Немцы расчленили нашу оборону на участки, и началось массовое пленение защитников Севастополя. Стволами орудий к морю стояла цепь немецких танков. Основная масса наших бойцов и командиров была пленена в 14–15 часов 4 июля 1942 года» [361].

Большинство наших бойцов и командиров было пленено под угрозой оружия. Но было и другое. Красноармеец А. П. Авдошенков, автоматчик из 138-й стрелковой бригады, написал, что «4 июля, часов в 9—10 утра немцы после сильной артиллерийской подготовки с гребня у 35-й батареи бросили в атаку танки. Наш последний рубеж обороны был прорван. Со стороны маяка бежали наши бойцы с белыми тряпками и нижними рубашками в руках и махали ими. Это был конец» [362].

Что было делать фактически безоружным защитникам Севастополя, прижатым к морю вооруженными до зубов фашистами? На этот непростой вопрос в какой-то мере дают ответ слова одного из старших командиров, оказавшегося в те трагические часы в землянке неподалеку от Херсонесского маяка, слова которого сохранил в своей памяти младший сержант Г. И. Овсянников, разведчик-наблюдатель 1-го дивизиона 47-го отдельного артполка 109-й дивизии:

«Утром 4 июля моряки и приморцы на досках, лодках и вплавь уходили в море в надежде, что их подберут наши корабли. Немецкие самолеты стреляли по ним из пулеметов.

Около 12 часов подошли немецкие танки и с берега стали стрелять навесным огнем по нас, а с моря самолеты из пулеметов. Наш командир 1-го артдивизиона капитан Коновалов спрашивает у полковника пехоты, находившегося в землянке: „Что будем делать?“ А он отвечает, что у нас есть три выхода: утопиться, застрелиться или плен, но только из плена можно бежать и мы будем еще полезны Родине. Нашли железный ящик из-под патронов, завернули свои партийные и комсомольские билеты и удостоверения в целлулоид и положили в него, зарыв в скалах возле маяка» [363].