Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Поскольку Маркса поддерживал «Центр» и социалисты, немецкие националисты были убеждены, что Яррес не сможет его победить: они без энтузиазма относились к его возможному президентству и пользовались любой возможностью, чтобы настоять на отказе от его кандидатуры. Прошел слух, что во втором туре будет участвовать Гинденбург. Теперь многие открыто требовали, чтобы маршал стал кандидатом от правых. Были предприняты попытки прозондировать его готовность. Ответ Гинденбурга был отрицательным, но его «нет» сочли несерьезным. 1 апреля, то есть через три дня после первого тура, лидеры старой консервативной партии имперского периода, ставшей анклавом в Немецкой национальной партии, решили поддержать его кандидатуру в комитете Лебеля (недавно переименованном в «блок рейха»).

Нет сомнений, с их стороны это был жест отчаяния. Они не проявили никакого интереса к Гинденбургу во время подготовки первого тура. В действительности многие консерваторы прежних времен смотрели на него с недоверием: они так и не смогли простить ему «предательства» императора в ноябре 1918 года. Но, желая во что бы то ни стало не дать сторонникам республики посадить в президентское кресло своего кандидата, они, подавив свои сомнения, обратились к маршалу. Граф Вестарп, один из лидеров консерваторов, голосовавший за выдвижение Гинденбурга, почти извиняясь, пытался объяснить свою позицию Национальному собранию: «Мы надеемся, что вы также поймете, как сложившаяся ситуация повлияла на выбор кандидата».

Были и другие возражения против выдвижения Гинденбурга. Самым серьезным аргументом был его возраст, кроме того, у маршала не было политического опыта. Учитывая важность, которую правые придавали президентству, эти соображения оказались достаточно весомыми для националистов, чтобы его имя было вычеркнуто из списка кандидатов. Немецкая народная партия не рассматривала его кандидатуру во время первого тура выборов.

Теперь все возражения были отклонены теми, кто видел в маршале единственного человека, обладавшего влиянием достаточным, чтобы вырвать победу из рук Маркса. Они уже не рассчитывали избрать сильного лидера, а только пытались выбрать кандидата, который наверняка одержит победу. «Наш кандидат должен быть настоящей личностью, – сказал Лебель, предлагая создать выборный комитет. – Он должен точно знать, чего хочет, заботиться об интересах отечества, иметь богатый опыт в экономической и политической областях, быть человеком достойным, способным, если необходимо, не считаться с интересами партий и использовать свои конституционные права тактично и умело». Лебель через своего брата офицера был знаком с Гинденбургом. Он знал, что у маршала нет качеств, которые он считал необходимыми для президента, но теперь предпочел проигнорировать это. Вестарп и другие поступили так же. Каковы бы ни были недостатки маршала, выбор его был предпочтительнее, чем Маркса, чье президентство означало бы консолидацию республики и невозможность возврата авторитарного режима.

Далеко не все правые были согласны, что маршал – подходящий кандидат. Многие националисты выдвигали свои прежние возражения. Почти до дня номинации такие консервативные газеты, как «Дойче тагесцайтунг» и «<���Кройццайтунг», настаивали на том, что Гинденбург слишком стар, чтобы взять на себя тяготы президентства. Многие провоенные организации возражали против его выдвижения, частично по тем же соображениям, частично потому, что их члены, люди молодые, уже не испытывали к маршалу такого благоговейного почтения, как их старшие товарищи. Для этих непримиримых врагов нового государства он был личностью, заключившей услужливый мир с республикой и теперь жившей в комфорте. Под предлогом того, что почтенного старого маршала нельзя втягивать в изнурительную избирательную гонку, организация ветеранов, носившая название «Стальной шлем», до последнего момента протестовала против его выдвижения.

Самые серьезные возражения были выдвинуты Немецкой народной партией. Ее лидер, министр иностранных дел Штреземан, в это время был занят весьма деликатными переговорами с Англией и Францией, которые со временем привели к заключению пакта Локарно. Поэтому руководимая им партия была особенно щепетильна в части международных последствий выборов. Она не без оснований опасалась, что выборы Гинденбурга придутся не по душе западным странам. В частности, Франции наверняка не понравится, что фельдмаршал, участвовавший в Первой мировой войне, будет выбран президентом грозного соседа. Также существовало опасение, что Соединенные Штаты отзовут остро необходимые кредиты, выданные для восстановления немецкой экономики, если президентом станет человек с репутацией милитариста и монархиста. На этот счет промышленные группы Немецкой национальной партии были согласны со своими коллегами из народной партии. Промышленники хотели видеть президентом Ярреса. Причем отдаваемое ему предпочтение объяснялось не только страхом перед возможной неблагоприятной реакцией со стороны иностранных держав. От Ярреса, главы крупного промышленного города, можно было ожидать большего понимания нужд промышленности, чем от Гинденбурга, называвшего своим домом аграрную Восточную Пруссию. Поскольку именно промышленники финансировали кампанию, их возражения нельзя было полностью игнорировать.

Несмотря на мощную оппозицию, сторонники выдвижения Гинденбурга не желали сдаваться. Пребывая в убеждении, что только он, и никто другой, может вырвать победу у Маркса, они решили еще раз обратиться к маршалу, и 1 апреля соответствующая делегация прибыла в Ганновер. Визит не был неожиданным для Гинденбурга. Когда стало очевидно, что Ярресу кампанию не выиграть, к маршалу постоянно поступали предложения принять участие в следующем туре выборов. Он отказывался. Одному из своих доверенных лиц он написал, что, учитывая весьма почтенный возраст и отсутствие политического опыта, он не имеет никакого желания становиться президентом. Даже если широко распространилось убеждение, что от него зависит спасение страны и его избрание можно считать гарантированным, он все равно убежден, что имеются более достойные кандидаты. А он предпочитает дожить свою жизнь спокойно в тишине и уединении его ганноверского дома.

Таким образом, хотя его возражения и не были безоговорочными, Гинденбург не стремился к президентству. Не говоря уже о других соображениях, для него не был привлекательным ни один пост, который бы втягивал его в противостояние, а этого как раз президент не может избежать. Вместе с тем он знал, что миллионы немцев до сих пор смотрят на него как на один из немногих оставшихся у раздираемой спорами нации символов единства.