Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Всеми силами стремясь свести к минимуму поддержку левых, Гинденбург настаивал, чтобы основная масса его сторонников в политическом плане находилась правее «Центра». «В консервативной прессе и на митингах людей настраивает против меня утверждение, что я принял кандидатство с одной стороны – от левых, или от «черно – красной коалиции». Это ложь! Мне предложили стать кандидатом от партии, располагающейся между «Центром» и Немецкой национальной партией (далее следовал подробный список), к которым позднее присоединились партия «Центра» и Баварская народная партия. К ним следует добавить ряд групп и организаций, таких как «Юнгдойчер Орден», ассоциация христианских профсоюзов, христианская крестьянская ассоциация, лига ветеранов «Союз Кифхойзера», некоторые высшие учебные заведения и т. д. Эти партии и организации включают большое число избирателей, которые избрали меня на высокий пост президента еще в 1925 году». 3,5 миллиона подписей, собранных комитетом Зама, убедили маршала, что у людей, независимо от их партийной принадлежности, существует большое желание видеть его на посту президента. Если же социал – демократы призвали своих сторонников голосовать за него, с этим маршал ничего не мог поделать. Любая попытка оттолкнуть этих избирателей «противоречила бы моей цели объединить немецкий народ в великих вопросах политики».

В заключительном абзаце Гинденбург поделился с Бергом своей обидой на «Стальной шлем». «Руководствуясь чувством преданности, которое я испытываю к своим товарищам по оружию, я с первых дней своего президентства старался опекать «Стальной шлем». Я даже не отказался от почетного членства в этой организации, когда мне это было предложено правительством по политическим соображениям, и все годы поддерживал дружеские отношения с членами «Стального шлема» и его лидерами. После всего, что мне довелось пережить за последние семь лет, я уверен, что, если бы президентом в 1925 году был избран кто – то другой, «Стальной шлем» давно был бы распущен». После этого он поведал, как пришел на выручку организациям «Стального шлема» в Рейнской области и Вестфалии. «Я не могу понять лидеров «Стального шлема», которые в публичных выступлениях заявляют о своей преданности мне, а на деле выступают против моего избрания. Причем они объясняют тот факт, что находятся в оппозиции, тем, что выдвигают вместе с Немецкой национальной партией своего отдельного кандидата, который станет моим соперником. Он заявляет, что представляет черно – бело – красные идеалы и выступает против меня, представляющего весь народ. Преданность я понимаю иначе».

Как раз в то время, когда было написано это письмо, вокруг личности Гинденбурга развернулись ожесточенные споры. Как и предусмотрено конституцией, рейхстаг собрался на сессию, чтобы определить дату президентских выборов. Короткая – всего лишь четырехдневная – сессия оказалась весьма показательной, продемонстрировав, как барометр, отношение народа к маршалу. Каждая партия стремилась оправдать свою позицию по отношению к нему, и его имя постоянно упоминалось в дискуссиях. Никто не извинился за этот отход от обычной сдержанности: старый маршал стал законной темой парламентских дебатов. Причем его имя упоминалось без всякого почтения. Почти для всех ораторов он был просто «<���Гинденбургом» или «<���рейхспрезидентом», и только Вестарп и Брюнинг продолжали именовать его «(господином рейхспрезидентом».

Нацисты воспользовались возможностью, чтобы в очередной раз выразить свое презрение. «(Серьезная ошибка президента – объявлять, что он не может покинуть пост по своему желанию, – вещал Геббельс. – Его поставили на этот пост на семь лет, и, когда семь лет истекли, он оставляет пост не по своему желанию, а подчиняясь чувству долга. Если он желает снова получить наши голоса, ему придется смириться с фактом, что нация захочет рассмотреть политику, за которую он ответственен и которой дал свое имя. И если эта политика не выдержит проверки, он должен ожидать, что мы откажемся за него голосовать». Сказав это, Геббельс дал волю своему особому дару – сладкоголосым завуалированным обличениям, после чего снова устремился в прямую атаку.

«Я протестую против обвинения, выдвинутого против движения национал – социалистов в том, что оно покинуло Гинденбурга. Нет, это Гинденбург отказался от дела своих прежних сторонников. Мы доверили ему высший пост в республике, поверив, что он, хотя бы в основных вопросах, будет проводить политику, которую национальная Германия считает жизненно важной. Он все делал как раз наоборот. Он недвусмысленно перешел на сторону центра, он открыто присоединился к социал – демократам».

Подготовив, таким образом, почву, он нанес маршалу сокрушительный удар: «<���У нас, национал – социалистов, есть поговорка, которая еще никогда не подводила, всегда оказываясь верной: скажи мне, кто тебя хвалит, и я скажу, кто ты. Хвалить может асфальтовый каток, хвалить может партия дезертиров…»

Геббельсу не позволили закончить предложение и в тот день удалили с сессии, потому что он отказался отозвать свои ремарки. Но непоправимое уже случилось – имя национального героя было во всеуслышание связано с предателями и дезертирами. Когда Геббельс тем же вечером появился во дворце спорта, до отказа набитом приверженцами нацистов, его приветствовали как героя.

Как бы ни расценивались поношения Геббельса, они были, прежде всего, примером полного смешения фактов и поступков, которое совершалось с небольшой надеждой на успех. Связывать имя фельдмаршала Гинденбурга с дезертирами было настолько нелепо и бессмысленно, что Геббельс путался в попытках объяснить свое обвинение. Но сам факт, что он его озвучил, говорит о многом. Нацистский пропагандист надеялся, что оно окажет влияние на многих. Утверждение, что социал – демократическая партия является сборищем дезертиров, являлось бесстыдной демагогией и было тотчас опровергнуто одним из ораторов – социалистов, который напомнил, что в его делегации рейхстага больше ветеранов, чем в делегации нацистов. Но убедительные аргументы уже не имели веса для неистовствующей толпы восторженных сторонников Гитлера.

Таким же неправомерным было утверждение Геббельса, что национал – социалисты доверили Гинденбургу пост президента в надежде на то, что он, хотя бы в основных вопросах, будет проводить политику, которую национальная Германия считает жизненно важной. В 1925 году эта партия была слишком немногочисленной и дискредитированной, чтобы сыграть решающую роль в выдвижении или избрании Гинденбурга, не говоря уже о том, что она и тогда приняла его кандидатуру с большими оговорками. Нацистский представитель в комитете Лебеля противился выдвижению кандидатуры маршала до последнего момента, поскольку партия не испытывала уважения к маршалу. (То же самое можно сказать и о Немецкой национальной народной партии. Гугенберг и его сторонники сопротивлялись выдвижению кандидатуры Гинденбурга в 1925 году так же яростно, как и теперь.)