Виктор Кудинов - Неволя

Маленький худенький старикашка, в чалме и с клюкой, подковылял к Юсуфу, близко наклонился к лапке голубя и слабым голосом нараспев прочел:

- "Кто поймает сию птицу, да пусть вернет её Биби-ханум!" Эгей! произнес старикашка и быстро заковылял прочь. Всех, стоявших вокруг, точно ветром сдуло.

Растерянный, испуганный Нагатай-бек и Юсуф с мертвой птицей в руке остались одни на улице. Эта раздавленная белая птица нынешней управительницы Сарая, дочери хана Бердибека, жены всесильного эмира Мамая, своенравной, капризной, вспыльчивой Биби-ханум, привела Нагатай-бека в ужас.

"О Всемилостивый! За что ты наказал меня?!" - проговорил он чуть слышно, все его огромное тело сковала непонятно откуда взявшаяся немощь, он опрокинулся навзничь, потеряв способность двигаться и соображать.

Юсуф хлестнул мула и повез хозяина домой.

Их встретил Ознобишин и, увидев бледное, потное, перекошенное лицо Нагатая, испугался, подумав, не стряслось ли чего с Джани или Лулу.

- Озноби, - прошептал Нагатай-бек. - Я пропал!

Сбежались слуги, подхватили Нагатай-бека на руки и, беспомощного, тяжелого, осторожно понесли в дом.

Когда Михаил во всех подробностях узнал о случившемся, он успокоился, однако все-таки решил: это беда! Раздавлена птица государыни! Почтовый голубь! Да за такое, он слышал, при дворе враз лишали головы. Поплатился же жизнью Ибрагим-мурза за убитую ханскую собаку. А уж коли такое случится, пиши пропало: имущество отпишут в казну, рабов распродадут, Джани и Лулу останутся, как нищие, без куска хлеба. А с ним, рабом Нагатая, что станет? Пропадет совершенно. И не видать уж ему тогда своей Руси. Самое лучшее возместить в сто крат стоимость погибшей птицы, хотя это, конечно, тоже не милость, ибо цену установит сама государыня, как она сделала за нечаянно раздавленную кошку Саткиным-большим, храбрым и сильным ханским нукером, и разорила его вконец. Бедняга вынужден был продать своего коня, оружие и доспехи, чтобы откупиться. У Михаила мелькнула мысль: "А не заменить ли голубя?" Куда проще! Купить на базаре такого же почтаря, переставить колечко и снести его во дворец. Если смотритель голубей ещё не известил ханшу о пропаже птицы, дело можно легко уладить взяткой.

На следующее утро Михаил и Костка отправились на базар, в птичий ряд. Голубей там было великое множество, всех пород и расцветок. Они без труда отобрали двух белых почтарей, так похожих на раздавленного, точно они вылупились из одного яйца, и отправились домой.

Однако через несколько минут покупка разочаровала Михаила, и он подумал, что Биби-ханум, вероятно, давно уже известно о гибели птицы. Ведь тому было много свидетелей, и его обман сразу откроется. И тогда уж Нагатаю точно несдобровать. Выходит, зря старался. Что ещё можно предпринять, чем задарить ханшу, как вымолить её прощение и спасти Нагатая от опалы?

В глубокой задумчивости шел он по базару, ведя за узду своего вороного, и не обращал внимания на обычную сутолоку, шум, крики торговцев и покупателей.

Зато Костка, беспечно следовавший за ним со своим серым, на спине которого была приторочена клетка с голубями, не пропускал ни одной лавки, чтобы мельком не заглянуть в нее. И вот, когда они проходили по невольничьей части базара, Костка окликнул Михаила.

Ознобишин не сразу его услышал и поэтому немного ушел вперед, остановился, недовольно посмотрел на Костку и, видя, что тот улыбается во весь свой беззубый рот, сплюнул от досады и хотел обругать его по-русски, но тот так настойчиво указывал руками на невольников, сидевших под тентом, что Михаил глянул туда же, без всякого любопытства, с угрюмым выражением лица. И тотчас же понял всю радость своего друга и сам возрадовался, ибо то, что увидел, было их спасением! А увидел он прехорошенькое детское личико. То была беленькая русская девочка лет девяти-десяти, с русыми волосиками, стройная, тоненькая, как былиночка. Она была так мила, что от неё нельзя было отвести глаз.

Михаил поблагодарил Костку кивком головы за это открытие и подивился, как это он, опытный и разумный человек, мог забыть слабость ханши. Не имея детей, эта почтенная женщина всей душой и сердцем любила хорошеньких и маленьких девочек, с удовольствием брала их себе в услужение и называла дочками. Ознобишин сразу определил: эта девочка умилостивит государыню.

Он пробрался сквозь толпу ротозеев к чернобородому купцу и завел с ним разговор о продаже ребенка. Михаил был не первый, кто интересовался девочкой, поэтому купец назвал цену, безмерно удивившую его.

- Почему так дорого?

Стоимость этого прелестного создания равнялась стоимости молодой красавицы.

- Девочка не одна. Я даю с ней вот эту женщину. - И он указал на смуглую худенькую старушку, сидевшую на чурбаке.

Михаил изумился:

- Да зачем мне старуха?

- А мне, почтеннейший, куда её девать?

Ознобишин усмехнулся, дивясь наглости купца, и тут за своей спиной услышал сиплый голос:

- Я беру их обеих.

Обернувшись, Михаил увидел рослого малого в полосатом халате, распахнутом на широкой волосатой груди. Его маленькие масленые глазки, толстые губы, да, пожалуй, все его несколько опухшее, бабье лицо выдавали в нем сладострастника. Одна мысль, что эта беленькая, слабенькая, беззащитная девочка попадет в его потные жадные лапы, заставила Михаила почувствовать отвращение. Он решил без борьбы не уступать ребенка. Михаил прибавил пять динаров к цене, назначенной торговцем, малый - ещё три, Ознобишин - ещё четыре сверх этого, малый - два динара.

Михаил в нерешительности закусил губу и поглядел в светлые детские очи, напоминающие цвет русских озер при облачном дне, подумал: "Золотая ты моя Русь!" - и прибавил ещё два динара. Малый сдался. Ознобишин и торговец при толпе удивленных зевак ударили по рукам, и девочка и старуха стали собственностью Нагатай-бека.

Выйдя с рынка на просторную улочку, Михаил сказал старухе:

- Ты свободна. Можешь идти куда хочешь.

Старуха взяла Михаилову руку и, плача, прижала к своему морщинистому лицу. Маленькая, худенькая, ещё не сгорбленная, как иные в её возрасте, она, видимо, была крепка и вынослива.

- Доброта твоя сверх всяких мер, господин! Да пусть Аллах вознаградит тебя за это! Но, мой дорогой господин, куда же я пойду? Мне идти некуда. Нет у меня дома, нет семьи...

Она была кипчанка, тридцать пять лет служила купцу, который её продал. Звали её Кулан.

- Ты мне не надобна.

- Э, кто знает, господин. Может быть, и старая Кулан когда-нибудь пригодится. Я могу стряпать, смотреть за детьми, убирать в доме. Я очень сноровиста, ты увидишь. Я буду верной твоей рабой. Мне мало надо - кров над головой, кусок лепешки.

- Да ладно. Пусть остается, - вступился за неё Костка. - Такие деньги уплачены!