Макс Мюллер - Египетская мифология

Рис. 170. Амон в виде барана

Льва держали, как мы говорили, в Леонтополе во имя Шу. Кошку, возможно, почитали в Бубасте; а павиан точно так же представлял Тота в каком-то другом месте. Соответственно, мы уверены в существовании многих других священных животных, приводя в качестве доказательства воплощения богов в виде животных или с головами животных. Ни одно из этих созданий, однако, не обрело значительности, сопоставимой с важностью богов-животных, которые были упомянуты выше. В Дендере мы находим не одну корову Хатхор, но целое стадо коров, Тентет.

Рис. 171. Атум из Гелиополя Рис. 172. «Атум, дух Гелиополя»

Среди более редких млекопитающих меньшего размера наиболее интересен мангуст (фараонова мышь), который когда-то воплощал бога Атума из Гелиополя. Это божество, которое так быстро приобрело солярные функции и человеческий образ, тем не менее появляется в животном обличье на некоторых рисунках, из которых мы видим, что более поздние художники находились в сомнении относительно вида этого существа. Одна статуя, несущая оружие, имеет голову, похожую на мангуста; его также показывают как волшебное животное на интересном изображении вечернего солнца, воспроизведенном на рис. 11. «Атум, душа (ка) Гелиополя», явно мангуст [552]. Подобные утверждения приложимы к богу Шеду (более вероятно произносившемуся Шедети, «Тот, что из города Шедет» в Фаюме).

Рис. 173. Шедети

Позднее мы находим искаженные изображения его, как на рис. 174 рядом с типом мангуста (рис. 173), который, вероятно, был оригинальным. Как ни странно, после 2000 г. до н. э. это божество носит семитское имя, Катури или Катули («Похожий на мангуста?») [553]. Млекопитающие из семейства горностаевых были также найдены в различных местах в Дельте, и в более поздний период целые виды, кажется, стали священными. Мышь-землеройка, как сказано, была посвящена Гору из Хеммиса. Среди священных птиц самой важной явно была феникс (benu; читается bin, boin) [554]из Гелиополя, вид цапли с длинными перьями хохолка. Она символизировала бога-солнце под именем Ра и Осириса и в более поздний период была также их воплощением в планете Венере. По утрам, согласно египетским верованиям, цапля, «создающая себя», поднимается в сверкающем пламени над небесным сикомором (или его местным представителем, священным деревом Гелиополя).

Рис. 174. Катули-Шедети Рис. 175. Феникс

Или как «душа Осириса» отдыхает (ночью?) на этом дереве над caркофагом Осириса» в на сопровождающем рисунке.

Puc. 176. <<���Душа Осириса» в священном дереве, осеняющем его святилище, напоминающее саркофаг

Из этого представления возникли фантастические греческие истории [555]о том, что птица феникс пришла из Аравии (то есть области восхода солнца) к храму Гелиополя, забальзамировала своего отца (то есть Осириса) в яйце (солнце?) и затем сожгла себя. Неправильное понимание греками появления птицы феникс в Египте только в конце длинного календарного периода, который определяют по-разному – как 500, 540, 654, 1000 или 1461 лет, – похоже, свидетельствует, что в античные времена никакой цапли в Гелиополе не держали, но это не является доказательством для самого раннего периода, более материалистического по мировоззрению [556].

Puc. 177. Статуя охраняющей змеи в святилище

Укрощенный крокодил Себек-Сухое, которого почитали в Арсиное, получил особую известность благодаря живописному описанию Страбоном [557]его кормления благочестивыми паломниками. Согласно этому автору, «его называли Сухое», так что, по меньшей мере, светские лица римского периода считали крокодила действительным воплощением местного божества Себека.

Змеи, которых считали демоническими созданиями в столь многих странах, были в Египте также предметом особого почитания. Поклонялись многим богиням в образе змей, и они могли, во всяком случае, принимать эту форму. Змея также использовалась как общий иероглиф для слова «богиня». Вероятно, по этой причине рисунки «выпрямившихся змей», стоящих свободно или в святилищах, защищали вход в храмы. Географические списки дают имена главной «выпрямившейся змеи», которую держали живой, возможно, в клетке, при каждом важном святилище нома, очевидно, потому, что каждому священному месту полагалось иметь духа-покровителя этого вида наряду со священным деревом. Храм в Дендере имел даже восемь священных змей с заботливо указанными именами, хотя неясно, были ли это живые рептилии или только их изображения [558]. Мумифицированные лягушки, рыбы и скарабеи, вероятно, скорее связаны со священностью тех мест, о которых мы будем говорить ниже.

Египтяне исторического периода плохо понимали фрагменты древней религии, сохранившиеся в этих останках животного поклонения. Мы можем тем не менее утверждать, что их объяснение этого феномена как воплощения богов содержит отчасти верное представление, если оно лишено космических теорий. Неудовлетворительное качество материала, имеющегося в нашем распоряжении, однако, создает слишком много трудностей при разрешении вопроса, почему невозможно доказать поклонение живому воплощению для каждого божества, которое представлено на монументах в форме или целиком, или частично животной. Приходится удивляться, почему редко упоминают, например, священного сокола или соколов Гора в Эдфу (который никогда не имеет человеческой формы). Можно попытаться объяснить это несоответствие космической ролью, которую этот важный бог приобрел в очень ранний период, после чего удалился с земли. Можно было бы также предположить, что собака Анубиса и волк Офоиса несколько утратили свое величие, когда эти божества присоединились к космическим представлениям цикла Осириса. С другой стороны, Нех-бет и Хекет, например, так и не стали настолько космическими божествами, что это объяснило бы нам, почему не известно ничего определенного относительно культа их животных – грифа и лягушки. Таким образом, трудно сказать, почему многочисленные местные животные культы оставили только полустершиеся следы, в то время как другие выжили в довольно примитивной форме. Было бы неправильно проводить различие между такими модернизированными или полузабытыми культами и теми немногими священными животными, которые, благодаря большей важности их городов, выдвинулись и стали объектом поклонения по всему Египту. Это стало бы повторением ошибки Страбона [559], который рассматривал не столь понятных животных как просто священных, не божественных. Мы уже видели, что расстояние между священными, символическими животными и теми, которых объявляли подлинными воплощениями божества, было слишком ничтожным для египетского разума. И космические интерпретации выдающихся животных равным образом не устанавливают общего различия. Эти объяснения, как мы видели выше, подозрительно одинаковы и, таким образом, выдают влияние более позднего периода [560]. В эту эпоху, ищущую богов в природе и на небе, во многих местах были утрачены животные культы, хотя древние рисунки и имена все еще выдавали варварское происхождение местных богов. Лишь кое-где местная традиция оказалась достаточно сильной, чтобы сохранить древний культ без слишком большой модернизации.