Евгений Кукаркин - Техас-сити 47 года

Теперь он здесь, сидит напротив меня, живой и невредимый и самое ужасное у меня нет к нему ненависти.

- Как ты изменился? - я разглядываю неузнаваемое лицо.

- А ты что, лучше меня? Вообще то не ожидал увить в такой дыре соотечественника. Как ты сам то здесь очутился? Ты, лучший летчик республиканской Испании, коммунист, самый верный ленинец и вдруг в Техас-Сити.

- Я здесь недавно, всего неделю.

- А до этого?

- Тебе то не все равно, где я был?

- Ты, случайно, не шпион? Вот крикну полицейского и сдам тебя куда надо. Будет шуму ойе-ей, шутка ли, самого прихвостня Сталина поймал.

- А я тебе перед этим, набью рожу и изуродую как следует, да так, что помнить будешь, до конца своих дней.

Странно, грожу, а злости все равно нет.

- Попробуй только, у меня кольт под ремнем, продырявлю, если только руку поднимешь и еще мои ребятки здесь меня берегут.

Но вижу, что он тоже это говорит без ярости, монотонно.

- Ладно, Самохин, живи. Прошло много времени, меня судьба после Испании тоже не баловала, так что давай лучше выпьем. Я ведь очень рад увидеть любого русского, так соскучился по родине. Эй..., - крикнул задастой официантке. Та услужливо подскочила и приготовила блокнот, - две водки и смени тарелку.

- Тоже принести салатик.

- Тащи.

Как только официантка ушла, Самохин тяжело вздохнул, сел поудобней.

- Хорошо, Николай, забудем нашу дурацкую перепалку. Давай выпьем.

- Любопытно мне только одно, куда ты исчез там, в Испании, после Гвадалахары?

Мой партер изучающе смотрит на меня.

- Я ведь не хотел перелетать к франкистам, просто самолет отказал, пришлось сесть на их аэродроме.

- Мог бы выпрыгнуть с парашютом.

- Куда? К тем же франкистам, ведь висел над их территорией

Странно, но я вдруг заколебался и... поверил ему

- Они из тебя сделали идола, нам листовки с твоей речью пересылали.

- Знаю, все за меня написали.

- Я ведь искал тебя там...

- И это знаю.

- Что же потом?

- Ничего. Война кончилась, но в Испании еще оставалось много сторонников республиканцев и агентов НКВД, мне говорили, что эти меня ищут, чтобы отомстить. Франкисты предложили уехать за границу. Я выбрал Америку и с сорокового года здесь.

Подошла официантка, принесла водку и опять тарелочки с салатами.

- Давай выпьем за встречу, - предлагаю я.

- Давай. А что было с тобой?

- А я ведь тоже влип. После разгрома республиканцев, бежал во Францию, а там интернировали и посадили в концлагерь. Перед самой войной с Германией, нас вывезли в Алжир, где на нефтяных скважинах так и проработал до этого года.

- Значит, в Россию так и не вернулся?

- Нет.

- Ну и правильно сделал.

- Я хотел, но... боялся.

- Где ты сейчас работаешь?

- Сегодня первый день работал в порту на погрузчике.

- Понятно, а я заправляю здесь десятком ресторанов и магазинов. Вот этот бар мой.

- Неплохо устроился.

- Плохо. Все время в напряге, там конкуренты, там бандиты, там хулиганы, то полиция, то налоговики, за всеми надо следить и свою шкуру оберегать. Видишь вон того парня, - Самохин кивает на стойку, у которой развалившись на высоком табурете за нами следит неряшливый парень. - Это моя охрана. Уже два раза спасал.

- Семьей то здесь обзавелся?

- А как же. Дочке уже четыре года. У меня дом неплохой. Слушай, Николай, поехали ко мне, я тебе своих покажу. Ведь жена тоже русская, давно родной речи не слыхала...

- Нет, не могу. Я сегодня должен разобраться с квартирным вопросом...

- Где ты поселился?

- На улице Адамса, шесть.

- Знаю этот дом и хозяина знаю. Знаешь что, я ему сейчас позвоню и все твои вопросы мигом отпадут.

- Ты так меня хочешь в гости заполучить?

- Жена обрадуется.

- Черт с тобой, пошли.

- Тогда я сейчас.

Самохин с шумом отрывается от стола, подходит к стойке и о чем то разговаривает с официанткой и барменом. Перед ним появляется телефон, бывший лейтенант звонит и что то резкое говорит невидимому собеседнику. Потом еще несколько раз куда то позвонил и вскоре вместе с охранником оказался у моего столика.

- Все, пошли.

- А... я еще не расплатился.

- Вся выпивка и жратва за счет заведения.

На улице нас ждал "Форд" последней модели.

Миниатюрная женщина, с белыми кудряшками волос, с восторгом глядела на меня, протянула руку и вдруг певуче заговорила на родном языке.

- А меня звать, Глаша.

- Николай.

- Господи, это уже второй русский здесь.

- Неужели в этом городе так мало наших?

- Может есть и больше, но пока я знаю одну, она учительница в местной школе.

- Между прочим, Николай, это отличная женщина, - поддерживает разговор Самохин.

Соседние двери вдруг медленно открылись и на пороге показалась маленькая девочка с пальцем во рту.

- А вот и Машенька, - заулыбалась ей Глаша, но заговорила на английском языке, - иди моя хорошая сюда, я тебя с дядей познакомлю.

Девочка подошла, мама подхватила ее на руки и поднесла ко мне. Машенька доверчиво протянула ручку.

- Купи мне сипед, - заковеркала она слова по-английски.

- Это значит, - переводит мать, - просит купить велосипед. Дядя тебе обязательно купит, если будешь есть кашку.

Девочка надулась и, обхватив шею мамы, отвернулась от меня.

- Пойдем, дорогая, спать. Скажи дяде, спокойной ночи...

- Спокойной ночи, - эхом отозвалась Маша.

Глаша уходит и я задаю вопрос Самохину.

- Где ты нашел такое чудо?

Он понял мой вопрос правильно.

- В карантине. Когда приплыли в Нью-Йорк, я там ее бедняжку и нашел. Отец Глаши русский белоэмигрант, не выдержал напряженной перевозки через океан и скончался на пароходе. Вот тогда эту несчастную девушку я и взял к себе.

Глаша пришла через минут пять и принялась накрывать стол, а мы тем временем вспоминали Испанию, Россию и все события происходящие в ней.

- Как ты думаешь? - спрашиваю Петра. - Нам можно будет когда-нибудь вернуться домой?

- Не знаю. Пока обстановка там такая, что дороги нет. Мои друзья из окружения губернатора штата, привезли из России мне один документ, выпущенный во время войны, толи 44, толи 45 года. В нем дядя Джо приказал считать всех военнопленных врагами народа. Так что тебе и мне ничего не светит.

- Но я же был интернирован, не по своей вине, это не плен.

- Может быть. Тогда скажи мне, почему же ты здесь? Почему ты из Алжира не поехал на родину?

Я с грустью киваю головой.

- Я боялся. Бесконечные слухи о судьбах наших людей в России, заставили меня приехать сюда. В Алжире я познакомился с женой сотрудника посольства, она меня кое чему просвещала.

Самохин ухмыльнулся.

- Небось охмурил женщину?

- Я ее немного любил, но она с мужем вернулась на родину год назад.

- Не повезло тебе.

- Мужчины, - позвала Глаша, - за стол.

Весь вечер я провел в семье Самохина и поздно ночью вернулся домой. Мой домовладелец с неправдоподной улыбкой на лице, встретил на лестнице.