Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

- Как не видать!

- И ни одной душе ни звука. У меня шкура тоже не казенная.

Дед с отставным солдатом томились возле конюшни. Уложив Гошку на старую солдатскую шинель, понесли в столярку.

- Ишь, как исполосовал, изверг... - накладывая примочки, бормотал Прохор. - Креста на нем нету. - Ты попробуй уснуть, - продолжал Прохор. Легче будет. По себе знаю.

Гошке хотелось побыть одному, неловко было перед дедом и Прохором. К его великому облегчению, оба ушли - дела ждали.

Едва дед с Прохором вышли из столярки, стукнула дверь - на пороге студент. Прошел, опустился на лежанку рядом с Гошкой. Спросил:

- Живой?

- Живой...

- Уже хорошо. А я заглянул к тебе, чтобы передать привет. От кого бы ты думал?

Гошка пожал плечами.

- От Санто Серафино, - студент сделал паузу и с полуулыбкой добавил: - А точнее, от его хозяек.

- Правда?! - Гошка рывком сел на лавку, позабыв про Мартыновы наставления. Сколько раз в Никольском и по дороге к нему вспоминал и нечаянную встречу на Сухаревке, и старенький дом в Арбатском переулке, и, разумеется, Соню. Эх, Соня... В полной уверенности, однако, пребывал, что о нем давным-давно забыли. И вот тебе на! Сидит рядом, опершись руками о колени, в высшей степени симпатичный ему студент и, посмеиваясь, передает привет от Санто Серафино.

- Как они там?

- Да ничего. Просили сообщить о тебе. Я одно письмо отправил. Рассказал о твоей усердной службе при Александре Львовиче.

Гошка потупился.

- А теперь, похоже, придется писать другое.

- А как вы сюда попали?

- Ты же сам оставил адрес.

- Вы из-за меня...

- Ну, не совсем, положим. Триворовы искали репетитора для Николеньки. А я - уроки. Мне, в общем, было безразлично, куда ехать. Постой, - сам себя перебил студент. - Об этом еще наговоримся. Как ты? Очень больно?

- Не... - убедившись, что поблизости никого нет, понизил голос Гошка. - Почти совсем не больно.

- Но о Мартыне рассказывают страшные истории.

Гошка еще раз огляделся:

- Чудно получилось...

И поведал студенту обо всем, что произошло в конюшне.

Студент выслушал Гошку с чрезвычайным вниманием. Как видно, происшедшее его очень заинтересовало.

- Крайне любопытно! - сказал он по окончании Гошкиного повествования. - И симптоматично.

- Что? - не понял Гошка.

Но студент, казалось, не слышал, погруженный в свои мысли.

- Это надо будет иметь в виду, - сказал задумчиво.

Глава 11

БАРЕ - ВОТ БЕДА!

Мартын пришел на другое утро после происшествия трезвый, угрюмый.

- Штоб семь ден наружу не высовывал носа. Понял? Блажь на меня нашла вчерась. А ее, блажь-от, баре могут себе позволить. Мужик - нет. Так что гляди. Подведешь - пеняй на себя.

И вышел, громко стукнув дверью.

Гошка внял всей серьезности предупреждения. Потому ни деду, ни Прохору не открыл тайны.

Он прислушивался к каждому звуку, доносившемуся снаружи, и при каждом подозрительном кидался на лежанку животом вниз. Делал вид, что от боли не может повернуться на спину. Очень и не приходилось притворяться. Один-единственный удар, который получил для острастки и который был, по Мартыновой мерке, шутейным, ой, как давал себя знать! "Что было бы, думал про себя Гошка, - отпусти Мартын полностью назначенное Стабарином наказание?" Мурашки начинали бегать по телу при одной мысли о том, чего он чудом избежал.

Студента, как только тот заглянул, попросил:

- Вы правду про Мартына никому не говорите. Приходил, упреждал и грозил...

- На этот счет можешь не беспокоиться, - заверил студент. - Что другое, молчать я, кажется, научился. А ты, брат, много любопытней, чем показался мне поначалу, когда усердствовал при Триворове. Теперь понимаю, почему на тебя обратили внимание Гударевы.

Гошке приятно было упоминание о московских знакомых, но второй раз за короткое время студент укорял службой у Стабарина.

- Насчет Александра Львовича вы зря, - сказал с обидой, - я ведь крепостной, холоп. Все одно, что скотина или какой-нибудь римский раб. Поглядел бы, что вы бы на моем месте сделали...

И снова студент с интересом посмотрел на Гошу:

- Это, брат, и впрямь коварный вопрос.

На восьмой день Гошкиного заточения в столярку вошел хмурый незнакомый мужик с кнутом в руке. Гошка даже не успел плюхнуться на скамью.

- Айда!

- Куда?

- На кудыкину гору.

Гошка обозлился.

- Больной я!

- В Каменке вылечат. Там дохтор знатный.

В Каменку! Много слышал Гошка про нее. И ничего хорошего. Вроде как Сибирь здешняя, куда отправляют в ссылку иль на каторгу.

Мужик широко и размашисто зашагал впереди. Гошка едва поспевал следом. На заднем дворе подле лошади, запряженной в телегу, стоял Упырь.

- Все понял?

Мужик поклонился.

- В лучшем виде справлю. Не сумлевайся, Трофимыч.

- Поезжай.

Мужик вывел лошадь под уздцы на дорогу. Бочком вспрыгнул на телегу.

- Но, пошла! - дернул вожжи.

Гошка последний раз оглянулся на усадьбу. Золотилась маковка церкви. Сквозь зеленую листву виднелся барский дом. Темнела, наполовину скрытая кустами, конюшня. И в воротах в красной рубахе и добротных сапогах, по-хозяйски крепко, чуть расставив ноги и заложив руки за спину, - Упырь. Пегие голова и борода, красная морда и безжизненные, как у мертвеца, глаза.

"Господи! Хоть от него-то подалее!" - даже испытывая некоторое облегчение, подумал Гошка. И, догнав лошадь, взобрался на телегу.

- Куды? - обернулся мужик. - А ну, слазь! Ишо будешь у меня животную томить. Не барин - дойдешь пешком...

Гошка на мгновение замешкался, и мужик резко и больно, как скотину, которая идет не туда, куда надо, хлестанул его кнутом.

- Пошел отседа!

Гошка поспешно спрыгнул с телеги.

- Чего дерешься?

Мужик не обернулся на Гошкины слова. То ли не слышал, то ли не счел нужным.

- Ну, веселей! - дернул еще раз вожжи и пустил лошадь рысцой.

Что поделаешь? Потрусил за телегой и Гошка.

"Хорошенькое начало!" - подумал про себя.

Однако того, что ожидало его в Каменке, он, при всем своем богатом воображении, ни предвидеть, ни предположить не мог. Верст пять отделяло Каменку от Никольского. Поначалу он не обратил внимания на фигуру, стоявшую в воротах хозяйственного двора. Но, по мере приближения к ним, Гошку стал охватывать не страх - ужас. Все отчетливее он видел: в воротах стоит... Упырь. Ошибиться было невозможно! Сивые, словно присыпанные солью, голова и борода, красная рубаха, чуть расставленные ноги в крепких сапогах, руки назад. И все тот же мертвенный, пустой взгляд, устремленный в пространство.

Гошкины ноги вдруг отяжелели и перестали слушаться. Нечистая сила!

- Эй, чего рот разинул! - прикрикнул мужик. - Поспешай! Не то... пригрозил кнутом.

И тут Гошка с еще большим ужасом понял: "Нет, никакое не виденье стоит в воротах, а самый настоящий, живой, во плоти и крови, Упырь. Как? Каким образом?! Дорога одна, прямая, бежит по полям и лугам. Ни спрятаться, ни объехать. Не по воздуху же он перелетел, обернувшись черной птицей?" А между тем, как ни дико было такое предположение, иного Гошка придумать не мог.