Г Кунгуров - Артамошка Лузин

Чалык не отрывал глаз от добычи.

- Белки нынче много, - сказал Панака, - в три лука добывать будем.

- От болезни на лыжах не убежишь, - сказала мать. - Пусть она сама бросит Чалыка, улетит из нашего чума в дымоход. На охоту пусть Чалык не идет.

Все согласились.

После сытного ужина каждый полез в свой меховой мешок. Все спали, только изредка стонала Талачи. Слепая Тыкыльмо не спала. Она сидела у очага, подбрасывала в огонь сухие ветки и думала о ясном солнце, о белоснежных днях.

В полночь затрепетал чум, заскрипели шесты, застонали, заплакали. Охапками летел в дымоход льдистый снег и покрывал спящих белой пеленой.

- Буря... - сказала слепая и смахнула с головы колючие льдинки.

Буря злобно рычала, рвала кожаную покрышку чума. Собаки жалобно выли - просились с мороза в чум. Слепая подползла к кожаному пологу и пустила собак, седых от снега. Они жалобно скулили и свертывались комочками в ногах спящих.

Первым проснулся Панака:

- Однако, буря или сон разломал мою голову?

- Буря, - ответила Тыкыльмо.

- Ты не спала?

- Нет.

- Эх, ты... - вздохнул Панака.

Проснулся Чалык, дернул голову - кто-то держит.

- Эй, пусти! - крикнул Чалык и подумал: "Верно, лесной хозяин держит меня".

- Кого, мужичок, ловишь? - затревожился Панака.

- Косичку лесной хозяин крепко зажал в кулак, - ответил смущенно Чалык, - не пускает...

Панака посмотрел:

- Косичка примерзла!

Панака взял ножик и отколупнул косичку вместе со льдом. Встал Чалык, а на косичке льдинка болтается. Все засмеялись, а Чалык молча сел у костра, стал оттаивать льдинку на косичке.

Панака выглянул из чума:

- С севера пурга, однако, два дня будет плясать. После такой бури добрая должна быть охота.

Из чума не выходили.

- Зачем сердить и без того сердитую! - шепнул Панака.

Сидели кружком у костра - грелись, курили.

Подсел Чалык. Агада улыбнулась:

- В нашем чуме в бурю сказки рассказывают.

Панака ответил:

- В нашем тоже. Тебе начинать.

Агада опустила глаза - застыдилась.

Чалык посмотрел на отца:

- Не надо сказку, лучше про хитрость зверей.

Панака выпустил густое облако дыма и сказал:

- Разгадайте загадку, а тогда я вам расскажу про самого хитрого зверя.

Все согласились.

- Какой зверь самый хитрый?

- Лисица, - ответил Чалык.

- Нет.

- Лючи, - поправила его Агада.

Панака задумался:

- Нет! Лючи в тайге не живут.

- Медведь, - вставил Одой.

- Нет.

Так никто и не угадал. Тогда Панака разъяснил:

- Самый хитрый зверь - белка.

Все удивились. Панака пояснил:

- Белки, как и люди, есть хитрые, хитрее десяти лисиц.

И Панака начал рассказывать о хитрых белках:

- Белка всяко хитрит. Кто ее учит и как она знает, что ее охотник по следам ищет, - этого я не скажу. Охотник, который след белки понимает, тот ее добудет, а который не понимает, всегда пустой в чум вернется. Старая белка, та по кругу ходит. Встанет утром и сделает вокруг дерева след; вечером придет - опять след в след этот же круг сделает. Придет охотник, посмотрит и скажет: "Куда-то девалась", - и уйдет. Есть белка еще хитрее: из своего дупла выйдет, с дерева вниз поглядит и на снег не сойдет - она по деревьям скачет, десять или больше деревьев проскачет, а тогда на снег прыгнет и тропы разные делает во все стороны - охотника путает. Обратно в дупло - опять по деревьям скачет. Тут охотник должен глазами сильно искать.

- Как искать? - не утерпел Чалык. - Ведь она по дереву скачет, следов нет!

- Эх ты, мужичок! А ты смотри на снег и увидишь на нем шишки, веточки, иголки - на снегу их хорошо видно. По ним и иди - это белка, прыгая, набросала.

Чалыку стыдно стало, как это он не догадался. Панака продолжал:

- Как весна придет, белку бить нельзя - шкурка плохая. Она тогда не хитрит, без всякой опаски ходит на глазах охотника и даже с ветки смеется в глаза и облезлым хвостом машет.

- Я ее, хитрую, убью! - похвастал Чалык.

- Расскажу еще про лося, - перебил Чалыка Одой. - Однажды вышел храбрый охотник на охоту. Лучше этого охотника и в тайге не было. Видит, огромный лось стоит, рогами о дерево шоркается. Выдернул из колчана охотник самую лучшую стрелу, натянул тугую тетиву. Взвилась стрела, молнией ударила лося в бровь и отскочила, разломившись на две части. Лось стоит по-прежнему шоркается о дерево. Схватил охотник вторую стрелу, заветную, с железным наконечником, и прицелился прямо в сердце бесстрашному лосю. Опять молнией блеснула стрела, ударила лося под лопатку, отскочила и разлетелась на три части. Все стрелы погубил тот охотник, а лось стоит, о дерево шоркается, страшные глаза его искры бросают, а из ноздрей пар валит и собирается в тучи темные над лесом. Лось стоит, охотник дрожит от страха. Вдруг лось взревел, да так, что ветки с деревьев посыпались и вершины деревьев закачались и заходили, как в бурю. Кинулся лось на охотника. Испуганный охотник бросил лук да на дерево. Лось поднял голову, разбежался да как ударит лбом о дерево! Закряхтело дерево, повалилось на землю, а охотник успел уцепиться за вершину другого дерева. Посмотрел лось, а человек опять на дереве сидит. Сшиб лось и это дерево охотник опять успел уцепиться за вершину другого дерева. Лось повалил множество деревьев, сделал целую просеку, а человека сбить не мог. Заплакал лось от горя, упал и скалой огромной сделался. Скала та называется Лосиной Головой, ее видно, когда поднимаешься на Горбатую гору... Не знал тот охотник, богатырь храбрый, что лось был священный. С тех пор эвенки стали сильнее лосей, но счастье эвенков лось унес с собой и схоронил под той огромной скалой.

- Сказка! - вскрикнул Чалык. - Это сказка!

Одой не соглашался. Чалык вскочил и подбежал к Панаке:

- Сказку он говорил? Сказку?

Панака усмехнулся:

- Так было давно, теперь сказкой стало.

Буря не переставала выть, злобно хлестать по чуму. Люди молча ложились в свои спальные мешки. Панака рассмеялся:

- Чалык, косичку береги - больше изо льда вырубать не буду.

Сказал - и сам в страхе подумал: "Может, и верно злой дух в наш чум поселился? Не было бы несчастья".

Он вытащил из сумки деревянного божка и положил его под голову. То же сделали и все остальные. Только Талачи не могла отыскать своего божка, кряхтела и долго шарила в мешке. Тыкыльмо ощупью нашла голову Чалыка. Распустила ему косичку, гребнем из оленьего рога расчесала, заплела вновь и собрала ее в пучок на макушке, завязала этот пучок кожаной тесемкой, приникла своей щекой к щеке Чалыка:

- Теперь не примерзнет. Ложись, сынок...

Она села у костра на корточки и вновь стала думать о ярком солнечном закате, о синем мглистом снеге, о белом, как молоко, небе...

К утру буря внезапно утихла. Выбраться из чума люди не могли: он утонул в снегу. Одой и Чалык стали делать выход. Они с трудом открыли кожаный полог - перед ними толстой стеной высился снег. Костяными ножами они резали снежные кубики и клали у входа в чум ровной стенкой. Когда выкопали яму, увидели синее небо, обрадовались. Первым вылез из снежной ямы Одой. Чалык подавал ему снежные кубики.