Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию

Когда Лаваль скрылся со сцены, его политические противники сочли этот уход окончательным. Однако ему суждено было еще вернуться. Потребовался длительный срок, чтобы история произнесла свой окончательный приговор.

Вред, причиненный Лавалем, мог быть исправлен только сильным правительством. Лаваль был человеком без принципов, без моральных устоев, лишенным понимания исторической ситуации. На смену ему должен был притти истинно демократический деятель, глубоко принципиальный, с тонким знанием сил и возможностей Франции, изучивший ее нужды и достаточно энергичный, чтобы претворить свои убеждения в действия. Но человек, выдвинутый президентом Лебреном в руководители кабинета, был пресловутый старый боевой конь радикал-социалистской партии— Альбер Сарро. Он сформировал центристский кабинет, состоявший в большей своей части из нулей.

Все, и в том числе Сарро, знали, что его кабинет был лишь временным выходом из положения, затычкой, то есть как раз наименее подходящим типом правительства для переживаемого Францией момента. Новый министр иностранных дел, Пьер-Этьен Фланден, начал с заявления, что он вполне солидарен с Лавалем в абиссинском вопросе. Сарро и Фланден — в переживаемый страной критический момент!

Как только кабинет приступил к работе, стало выясняться, что Гитлер намерен оккупировать Рейнскую область. Эта пограничная с Францией область, согласно Версальскому договору и Локарнскому пакту, была объявлена демилитаризованной зоной.

На заседании совета сразу же обнаружилось, сколько в кабинете Сарро засело «лавалистов». Их лидером был человек мрачного нрава, «неосоциалист» Марсель Деа, который, совместно с Адриеном Марке и тридцатью другими депутатами, покинул ряды социалистической партии, выбросив лозунг борьбы за «порядок, власть и нацию». Деа решительно заявил, что вопрос о ремилитаризации Рейнской области не стоит крови хотя бы одного французского солдата, тем более, что эта область, в конце концов, принадлежит Германии. Кроме того, он восстал против предложения Сарро — ускорить бесконечно оттягиваемую парламентом ратификацию франко-советского пакта.

Агенты Гитлера, открыто циркулировавшие по Парижу, — пресловутый Отто Абетц нанес длительный визит французской столице зимой 1936 года, — получали от завсегдатаев гостиных и националистских политиканов постоянные заверения в том, что Франция не будет противиться ремилитаризации Рейнской области. Французские гости в Берлине подтверждали это. Один из наших корреспондентов в Берлине сообщил мне, что некий французский депутат на завтраке во французском посольстве, в присутствии высоких лиц с Вильгельмштрассе, заявил, что война не популярна во Франции и что нынешнее правительство не сможет поднять общественное мнение Франции против ремилитаризации Рейнской области.

Французский посол Франсуа Понсе со своей стороны давно подготовлял почву для специальной договоренности в вопросе о ремилитаризации. В этом смысле он не раз высказывался в Берлине. Принимая во внимание эти факты, Гитлер не имел оснований опасаться серьезных последствий предпринятого им шага.

Крайняя правая пресса, заранее стремясь воспрепятствовать Сарро ратифицировать франко-советский пакт, повела против этого яростную кампанию. Генерал Луазо, посетивший советские военные маневры осенью 1935 года, докладывал французскому генеральному штабу: «Я считаю Красную Армию первой в мире по танковым войскам». Но правая пресса кричала, что Красная Армия слабо оснащена технически, что это, в лучшем случае, армия оборонная, не имеющая значения для Франции в случае германского вторжения.

В палате депутатов ораторы правых партий, не щадя доводов и сил, отчаянно боролись против ратификации пакта. Вождем противников пакта был Жак Дорио, изгнанный из рядов партии коммунист, перебежавший в лагерь фашистов. За сценой ревностно орудовал Пьер Лаваль. Франко-советское соглашение было ратифицировано в палате 353 голосами против 164.

7 марта 1936 года германские войска вступили в Рейнскую область. Версальскому договору был нанесен второй удар.

На заседании совета министров Жорж Мандель потребовал мобилизации. Деа, Фланден и большинство министров возражали ему. Окончательным решением было — потребовать созыва сессии Совета Лиги наций и совещания держав, гарантирующих Локарнские договор.

В тот же вечер Сарро произнес решительную речь: «Я не собираюсь начинать переговоры, пока Страсбург находится в сфере действия германских орудий», — сказал он. После этого он пригласил к себе трех министров обороны и главнокомандующих армией, флотом и воздушными силами. Все они, кроме военного министра ПольБонкура, высказались против мобилизации. Единственным принятым решением было усилить гарнизоны линии Мажино несколькими полками колониальных войск. Громовая речь Сарро оказалась очередной декларацией, оставшейся без последствий.

Конференция Локарнских держав не дала никаких результатов. Та же судьба постигла совещание Лиги наций, происходившее в Лондоне.

По возвращении в Париж Фланден нашел у себя на столе статью из «Кандида», еженедельника фашистского направления. В ней было сказано: «23 января т. г. мы предупреждали, что ратификация франко-советских отношений автоматически повлечет за собой оккупацию левого берега Рейна. Но вы помешались на франко-советском пакте. Последние три месяца вы пытались потопить Италию. Вы выставляли Муссолини каким-то выродком. Вы провоцировали революцию в его стране. Вы подлец! Убирайтесь вон!..»

Скоро стало ясно, что Гитлер намерен закрепить свою победу на Рейне. 21 марта был открыт знаменитый Коричневый дом на улице Рокепен в Париже и почти сейчас же он сделался штаб-квартирой фашистского шпионажа во Франции. Подрывная деятельность «пятой колонны» была в полном разгаре.

В апреле генерал Гамелен был направлен в Лондон для совместной консультации с английским генеральным штабом. Встреча не дала никаких результатов, если не считать утверждения генерала, что Франция, под надежным прикрытием линии Мажино, выдержит любую атаку Германии. Однако многие государственные деятели и военные эксперты Европы не разделяли мнения генерала Гамелена. Один из наиболее осведомленных иностранных корреспондентов телеграфировал своей газете: «Никогда еще, со времени окончания франко-прусской войны, Европа не имела так мало доверия к способности Франции отстоять себя».

Таково было положение в стране к моменту выборов. Народ, давно жаждавший покончить с реакцией, отдал свои симпатии Народному фронту и обеспечил ему блестящую победу.

Народный фронт получил 5 500 000 голосов (в том числе 1 900 000 за социалистов, 1 500 000 за коммунистов, свыше 1400 000 за радикал-социалистов). 4 300 000 голосов было подано за партии правых и центра. В палате Народный фронт был представлен 375 депутатами из общего числа 618.