Юрий Эскин - День народного единства: биография праздника

42. Платонов С. Ф. Социальный кризис Смутного времени. М.,1924.

43. Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского // Русская историческая библиотека. СПб., 1909. Т. 13.

44. Повесть о Земском соборе 1613 года // Хроники Смутного времени. М., 1998. Приложения.

45. Повесть о победах Московского государства / Изд. подг. Г. П. Енин. Л., 1982.

46. Понырко Н. В. Обновление Макарьева Желтоводского монастыря и новые люди XVII в. – ревнители благочестия // Труды отдела древнерусской литературы Ин-та русской литературы. М.; Л., 1990. Т. 43.

47. Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869.

48. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1.

49. Речь профессора С. Ф. Платонова на торжественном заседании Нижегородской ученой архивной комиссии 25 августа 1911 года / Публ. подгот. Е. Б. Мараханова // Мининские чтения: Материалы науч. конф. Н. Новгород, 2005.

50. Родословная роспись дворян Палицыных / Публ. С. П. Мордовиной, А. Л. Станиславского // Археографический ежегодник за 1989 г. М., 1990.

51. Русская историческая библиотека. М., 1872. Т. 1.

52. Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1822.Т. 3.

53. Сборник русского исторического общества. М., 1913. Т. 142.

54. Сказание Авраамия Палицына // Русская историческая библиотека. СПб., 1909. Т. 13.

55. Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в.: (Казачество на переломе истории). М., 1990.

56. Станиславский А. Л. Первая крестьянская война в России и правительственная политика по отношению к вольному казачеству // Проблемы социально-экономической истории феодальной России: к 100-летию со дня рождения чл. – корр. АН СССР С. В. Бахрушина. М., 1984.

57. Сухотин Л. К вопросу о причастности патриарха Гермогена и князя Пожарского к делу Первого ополчения // Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Любавского. Пг., 1917.

58. Сухотин Л. Первые месяцы царствования Михаила Федоровича: (Столбцы Печатного приказа). М., 1915.

59. Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени (1604–1617 гг.).М., 1912.

60. Татищев В. Н. Избранные произведения. Л., 1979.

61. Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова / Предисл. С. А. Белокурова. М., 1906.

62. Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005.

63. Фоккеродт И. – Г. Неистовый реформатор. М., 2000.

64. Челобитная Вельяминовых – источник по истории России начала XVII в. / Публ. А. Л. Станиславского // Советские архивы. 1983. № 2.

65. Черепнин Л. В. Земские соборы русского государства XVI–XVII вв. М., 1978.

Приступая к рассказу о каком-либо историческом деятеле, в особенности допетровского периода, автор, как правило, сбивается на описание эпохи, исторических событий и пр., и происходит это обычно оттого, что сведений о личной жизни героя сохранилось очень мало и есть только два пути – описание того немногого, что точно известно, на широком и ярком историко-бытовом полотне (на котором неминуемо теряются крупицы истинных сведений о человеке) или – увы, домысливание, превращающее научное повествование в литературное (качество которого зависит от таланта автора). В предлагаемом жизнеописании Пожарского автор по мере сил пытался избегнуть данных крайностей, и особенно – домыслов и легенд, даже очень раннего времени, чуть ли не современных герою. [23]

В III в. нашей эры жили на Ближнем Востоке, далекой окраине великой Римской империи, в городе Феремане в Месопотамии, два брата-христианина, Козьма и Дамиан, сыновья добродетельной вдовы Феодотии. Были они лекари, лечили бесплатно и проповедовали христианство. Умерли братья как всеми уважаемые люди, так как не испытывали гонений, и со временем были причислены к лику святых. День почитания их – 1 ноября. [24]Спустя более чем 1300 лет в далекой России, в конце правления грозного царя Ивана Васильевича в некоем добродетельном семействе 1 ноября родился мальчик, и его по святцам окрестили Козьмой, и суждено ему было стать «мужем совета и меча», «неколебимым во бранех», чести и твердости духа, и в 1612 г. совершить подвиги, нанесшие раздиравшей его Родину гражданской войне практически смертельный удар, ощутимый и опрометчиво вмешавшимся в нее с интервенцией соседям. И помог этот Козьма заложить фундамент державы – 300-летней монархии Романовых. Ну конечно, скажет любой читатель. Это Кузьма Минин! Так-то, да не совсем. Ибо не один герой по имени Козьма (Кузьма) участвовал в подвиге, а два. Соратником Минина был князь Пожарский. И в конце XVI столетия у разных родителей в разных местах России родились два мальчика, и обоих окрестили Козьмами. И это были два освободителя Москвы, памятник которым стоит на ее главной площади.

Время и место рождения Минина установить почти невозможно, поскольку он был из простой посадской, хотя и состоятельной семьи, а церковные записные книги еще не велись. Но князь Пожарский родился (или был крещен) 1 ноября 1578 г., что давно известно по записям во вкладных и кормовых книгах монастырей, куда родственники знатных и богатых людей давали вклады «по душе» и «корм» – деньги на трапезу монахам, обязанным служить молебен и заупокойную службу в день ангела этого человека. Поэтому еще в XIX в. было известно, что за упокой души Д. М. Пожарского служили 1 ноября, а это день святых Козьмы и Дамиана Месопотамских, лекарей бессребреников. Имя Козьма давно фигурирует рядом с именем князя Дмитрия Пожарского, встречаясь в синодиках, что и породило красивую легенду о том, что князь, принимая перед смертью схиму (а монаху-схимнику, считалось, отпускаются все грехи), взял себе имя «Козьма» в честь покойного соратника – Минина, что абсолютно не соответствовало реальности [169, 143–144, 147–148]. Действительность оказалась красивее легенды. В найденной в 1999 г. духовной грамоте князя он сам пишет: «Се яз, раб Божий многогрешный боярин князь Козьма, прозвище князь Дмитрей Михайлович Пожарской, пишу свою духовную своим целым умом и разумом» [169, 150].

Пожарские были князьями-Рюриковичами, одной из старших ветвей рода Стародубских удельных князей, властителей маленького Стародубского княжества в бассейне рек Клязьмы, Мстеры и Луха. Их родоначальник – князь Василий Андреевич Пожарский, сын участника Куликовской битвы князя Андрея Федоровича Стародубского. Судьбы у ветвей рода были разные: князья Ряполовские, Палецкие, Ромодановские, Осиповские и другие, довольно рано приняли участие в общерусской политике, пошли на службу к великим московским князьям или хотя бы к их родне, стали их служилыми князьями или членами их дум. Тогда-то и появились по большей части их родовые прозвания; при больших дворах надо было различать аристократов, и назывались они по своим уделам – селам Ромоданову, Палеху, Ряполову, Осипову. Пожара как населенного пункта не существует уже несколько столетий, но в XV в. он располагался на юго-запад от Стародуба-Ряполовского, близ села Осипова [65, 261]. Где-то между 1437 и 1445 гг. князь Данило Васильевич Пожарский променял Пожар, родовое гнездо, у родственника, князя Дмитрия Ивановича Ряполовского, на село Мугреево с деревнями. Оно в начале XVII в. было большим и богатым селом с деревнями на восточной окраине бывшего Стародубского удела, Пожара же к тому времени уже не было; однако за 150 лет многое могло измениться. Пожар, видимо, стоил очень дорого – Д.И.Ряполовский, помимо села Мугреева, доплатил за Пожар родственнику 150 рублей – гигантскую по тем временам сумму – и добавил еще коня и кунью шубу за 20 рублей [72, 10, 15–16]. [25] Это было примерно, если считать тогдашний вес деньги-копейки – в 0,72 (или 0,73) г серебра, а рубль – в 100 денег [56, 138–139] – 12 кг 240 г серебра, сумма очень большая, особенно если учитывать высокую покупательную способность золота и серебра в России, не имевшей до конца XVII в. собственных источников их пополнения. Пожарские в то время были весьма крупными землевладельцами. Еще весь XVI в. они продают, покупают, завещают, жертвуют монастырям, дают в приданое множество сел и деревень [143, 14–23]. Будучи вполне обеспеченными людьми, они упустили удобные моменты для поступления на службу, не распознав, видимо, вовремя возвышение Москвы, не спеша к ее двору, как многие более бедные удельные князья. И в то время когда другие Рюриковичи уже к концу XIV в. стали московскими служилыми князьями, а с понижением своего статуса принялись теснить в Думе старомосковское боярство, Пожарские продолжали сидеть в своих обширных вотчинах и лишь к началу XVI в. начали упоминаться на великокняжеской службе, однако на вполне рядовых местах.