Юрий Эскин - День народного единства: биография праздника

26 октября был скреплен крестным целованием договор, гарантировавший гарнизону жизнь, и, что характерно, изъятие коронных регалий и драгоценностей у расхитителей – сидевших с ним бояр. В архиве Разрядного приказа, по крайней мере до середины XVII в., хранился этот договор: «Приговор боярской, как литовские люди город Кремль здали, 121-го году» (Опись 1626 г.); «Тут же записка как город Китай взяли, 121-го году…» (Опись 1649–1652 гг.) [79, 37, 83]. Тогда же злополучное «правительство» выпущено было на сторону, контролируемую Пожарским и Мининым; они поставили крепкие заслоны против казаков, которые собирались с ними расправиться. Дело чуть не дошло до вооруженного столкновения.

Спасенные Пожарским от растерзания бывшие правители поспешили прочь из Москвы, по официальной версии «на богомолье» (замаливать явно надо было многое). Задержали только казначеев, которые должны были отчитаться в растрате. 27 октября вышли и поляки. Пожарский был не всесилен и не мог спасти всех пленных. Полк Струся, на свою беду, вышел на контролируемую казаками территорию и чуть ли не поголовно был изрублен; спаслись немногие – сам полковник и капитан, которых арестовал лично Трубецкой и спрятал от собственных воинов одного в Кремле, на бывшем дворе Годунова, а другого в Чудовом монастыре [172, 269]. Повезло как раз Будиле, полк которого вышел на сторону Пожарского, и «архимятежник» не дал его перебить (хотя отдельные жертвы и были). Вскоре пленников разослали по тюрьмам многих городов, где с ними обошлись много хуже. По иронии судьбы, Иосиф Будила с другими пленными оказался в нижегородской тюрьме, и некоторые местные жители решили с ними расправиться. Спасла их княгиня Ефросинья-Мария Федоровна Пожарская, мать князя Дмитрия. На время кампании он, видимо, перевез семью в город, где мать главного воеводы Второго ополчения, занимавшая к тому же в свое время высокое положение при дворе, бесспорно, была «первой дамой». Она предотвратила самосуд, по словам Будилы, «упросила хлопство» не нарушать слово, данное ее сыном. И «хлопство», не отличившееся в походе, но сразу вспомнившее поротыми спинами аристократическую, простреленную, но тяжелую руку князя и мощный мясницкий кулак его соратника, быстро успокоилось.

Вступившие в Кремль начали очищать храмы и дворцы, приводить в порядок дворцовое хозяйство. С доверенными лицами Сигизмунда разбирались по-средневековому тщательно. Под пытками казначей Ф. Андронов, ловчий И. Безобразов и думный дьяк И. Чичерин выдали тайники с коронными драгоценностями. (Ф. Андронов потом бежал, был пойман и казнен). Нужда в средствах была огромной. Ополченцы-дворяне и часть казаков, получившие от «Совета всей земли» поместья, сочтя свою миссию выполненной, заспешили домой, вступать в свои новые владения, начинать восстанавливать хозяйство, невзирая на то, что отряды Сигизмунда стояли уже близ Вязьмы. Справедливости ради заметим, что король не представлял особой опасности: шляхтичи после взятия Смоленска разъехались и у него к тому времени осталось два отряда немецких наемников и остатки разбитой армии Ходкевича.

В Москве остались в основном казаки, требовавшие жалованья. Из найденных средств им удалось заплатить, кроме того, атаманам продолжали давать поместья, казакам разрешили на 2 года беспошлинно строить дома в столице (т. е. они получили земельные участки в городе).

Сигизмунд, взявший с собой сына, попытался продолжать поход к Москве, но не смог взять даже крохотного острога Погорелое Городище, со стен которого местный воевода ему предложил сначала взять Москву, а уж потом он ему, может, и присягнет. Другой отряд, под командой сторонников Владислава, бывшего посла князя Д. И. Мезецкого и дьяка И. Т. Грамотина, отбитый от Волоколамска, подступил к стенам Москвы. В стычке попал в плен смоленский дворянин И. Философов, раскрывший им глаза – казаки, которых в Москве большинство, и слышать не хотят о Владиславе, а гарнизон в ней больше всего королевского войска (5000 казаков, 2000 дворян и 1000 стрельцов). После таких сведений Сигизмунд повернул в Польшу [70, 157]. Король «опоздал» политически и стратегически. Русские уже не желали наконец прибывшего Владислава и остались равнодушны к его агитации и к присутствию в его свите известных церковных иерархов и бояр. Силой же взять Москву даже увеличенной до 15–20 тысяч армией не представлялось возможным.

Начинался новый, относительно мирный этап «земского» строительства. Пока освобожденными территориями правили «бояре и воеводы» и «Совет всей земли», однако они сами поставили цель, достижения которой ждало все общество – избрание государя. После разъезда ополченцев осмелели оставшиеся казаки. Местные жители испуганно жались по краям, когда бравая и не вполне трезвая ватага, бряцая саблями, разгуливала по улицам и базарам. Некоторые опять сбивались в отряды и уходили из Москвы за новой добычей, грабя села и города. Местное население начало снова собираться для самообороны, ему помогали московские воеводы, высылавшие в помощь надежные отряды. Однако много присылать не могли, опасаясь нового похода короля. Зато в руках «Совета всей земли» оказался весь государственный аппарат, все приказы и дворцовое хозяйство, приносившее определенные доходы. Благодаря этому удалось осуществить задуманное – собрать Земский собор. Из городов начали съезжаться представители «всех чинов» – дворян, посадских людей, духовенства, свободных крестьян. Москва рассылала призывы о сборе депутатов; они стали прибывать в столицу в начале декабря 1612 – январе 1613 г. Это был самый многолюдный Собор в истории России. Участвовали в нем представители 46 городов и уездов, практически со всей европейской части страны, Сибирь, правда, была представлена только воинами-тюменцами из отряда сибирского царевича Араслана. К началу 1613 г. вернулась с «богомолья» и часть скомпрометировавших себя бояр (по официальной версии, они были не предателями, а «пленниками»), которые побаивались презиравших их казаков и горожан.

Из Новгорода опять поступали предложения избрать Карла-Филиппа. Столь большое собрание неминуемо распалось на группировки. Посадские люди и городовые дворяне боялись избрания кого-либо из не раз предававших их олигархов из громких родов, опасались они, впрочем, и царя-чужеземца, что могло повлечь новую смуту. О том, какова была позиция Пожарского, и вообще, что он делал во время Собора, никаких сведений не сохранилось. Он продолжал быть одним из первых лиц правительства, так же как и князь Д. Т. Трубецкой. Однако его опора – дворянское ополчение в основном разъехалось, а Трубецкой не имел особого авторитета у своих же казаков.