Александр Амфитеатров - Дьявол

Блаженной. Герардеске Пизанской и многим другим дьявол являлся в образе их мужей. Этот обман он часто употребляет против неутешных вдов, слишком страстно любивших мужей своих. Не столько сказку, сколько ходячий деревенский анекдот о том (потому что в народе это поверье крепко держится даже посейчас) поместил в свое собрание '«Народных русских сказок» А. Н. Афанасьев:

«Жил–был мужик, была у него: жена — красавица; крепко они любили друг дружку и жили в ладу и согласии. Ни много ни мало прошло времени, помер муж. Похоронила его бедная вдова и стала задумываться, плакать, тосковать. Три дня, три ночи бесперечь слезами обливалась; на четвертые сутки, ровно в полночь, приходит к ней бес в образе мужа. Она возрадовалась, бросилась ему на шею и спрашивает: «Как ты пришел?» — «Да слышу, — говорит, — что ты, бедная по мне горько плачешь, жалко тебя стало, отпросился и пришел». Лег он с нею спать; а к утру, только петухи запели, как дым исчез. Ходит бес к ней месяц и другой, она никому про то не сказывает, а сама все больше да больше сохнет, словно свечка на огне тает! В одно время приходит к вдове мать — старуха, стала ее спрашивать: «Отчего ты, дочка, такая худая?» — «От радости, матушка!» — «От какой радости?» — «Ко мне покойный муж по ночам ходит». «Ах ты, дура! Какой это муж — это нечистой!» Дочь не верит. «Ну слушай же, что я тебе скажу: как придет он к тебе в гости и сядет за стол, ты урони нарочно ложку, да. как станешь подымать — посмотри ему на ноги». Послушалась вдова матери, в первую же ночь, как пришел к ней нечистой, уронила под стол ложку, полезла доставать, глянула ему на ноги — и увидала что он с хвостом. На другой день

она к матери. «Ну, что, дочка? Правда ли?» — «Правда, матушка! — что мне делать несчастной?» — «Пойдем к попу». Пошли, рассказали все как было; поп начал вдову отчитывать, три недели отчитывал — насилу отстал от нее злой бес!»

Чтобы скомпрометировать св. Кунигунду, бес однажды вышел из ее спальни в виде рыцаря. Приняв образ св. Сильвана, он волочился за одной девицей и нарочно дал поймать себя у нее в спальне под кроватью. Фома Кантипратийский [6] Фома Кантипратийский (Tomas Cantimpratensis), монах, писатель XIII века (1201–1270), сперва августинец в Катемпрэ (Catimpre, близ Камбрэ (Cambray), потом доминиканец, читал богословие в Лувэне, проповедовал в Бельгии, Франции, Германии. Ему принадлежат многие жития в «Acta Sanictorum» Боллаидистон. Писал латинские стихи и упредил Метерлинка сочинением «Bonum universale de Apibus» («Всемирно–благое поучение от пчел»), книгою аскетической морали, в которую он из образа жизни пчел извлекает урок и для великих и малых мира сего. Приписывают ему также перевод Аристотеля, но, без сомнения, ошибочно. видел однажды дьявола в образе монаха, который с нарочитой непристойностью обнажился, будто бы по естественной нужде. Когда Фома окликнул — бесстыдника, он тотчас исчез. Тот же Фома жалуется на дьяволов, которые компрометировали кельнское монашество, устраивая по ночам пляски на пригородных полях и одеваясь для этих балов своих в белые рясы.

Из животных дьявол, в старину, охотнее всего являлся драконом или змеем. Но дракон не всегда метаморфоза черта, иногда он — сам черт и есть, в подлинном своем виде. В румынском языке оба они — и черт и дракон — совершенно совпадают в нарицательном имени дьявола.

В Апокалипсисе Иоанна и Видениях многих святых, Дракон или Змий, несомненно, тождественен дьяволу. В VIII веке Иоанн Дамаскин описывает дьяволов как драконов, летающих по воздуху. Змий, как истинный образ Сатаны, весьма привился к русским фантастическим представлениям в старинной церковной литературе, так и в духовных стихах и сказочной словесности. В старообрядческой литературе этот образ получил особенно широкое и яркое развитие, которым красиво воспользовался Майков в упомянутом уже своем «Страннике»:

Иногда, однако, дракон является существом гораздо более телесным, чем дьявол, и как бы средним между бесом и животным. Таковы все безусловно смертные драконы — людоеды романского и германского эпоса, многие змеи наших русских богатырских былин и сказок. Иногда, наконец, дракон просто страшное животное, природная сила, злость и безобразие которого сделали его любимцем Сатаны, охотно принимающим его образ для удобнейшего исполнения своих злодейств.

Чтобы надоедать людям, мучить их и пугать, дьявол не брезгует никаким животным видом. Рыкающими львами бродили бесы в пустыне вокруг св. Антония, ползали у его ног змеями и скорпионами. Слишком тысячу лет спустя св. Колета видела их лисицами, жабами, змеями, улитками, мухами и муравьями. В XIII веке св. Эгидий угадал дьявола под панцырем гигантской черепахи. В образе льва демон убил мальчика, которому, однако, св. Елевеерий, епископ турнэйский (Tournay, город в Бельгии), возвратил жизнь. В образе ворона демон являлся не менее часто, чем в образе дракона, и точно также не всегда можно определить, приемлемый ли это дьяволом вид или его собственный, Черный цвет ворона сделал его символом, демона в католическом искусстве, особенно в архитектурных украшениях средневековых церквей. Ворон, для св. Евкра, обозначает черную душу грешника (nigritude peccatoris), а св. Мелитон переводит его символ прямо демоном (corvi: daemones) (Auber). Во всяком случае, долголетний, черный и мрачный ворон — великий любимец дьявола, унаследованный последним от эллинского Апполона и германского Вотана, «Ворон черту молится»: это великорусское присловье сохранил Некрасов в своей повести «Кому на Руси жить хорошо». Совершенно дьявольским существом является фантастическая птица «морской ворон», во фламандских сказках; одна из них обработана Гейнрихом Гейне в изумительной балладе о «Германе веселом герое». Другую читатель может найти в моей книге «Мифы жизни»: «Царевна Аделюц». Наши русские сказки также знают Ворона Вороновича — полуптицу, полудемона который, подобно бесу–змею, похищает красавиц и сражается, с богатырями. Таковы же вороны «железные носы», залетевшие в русские сказки из арабских «1001 ночи».