Тоби Грин - Инквизиция: царство страха

Настоящая трагедия организации гетто заключалась в том, что его не было. Португальцы часто сталкивались с тем, что их колонисты становились мусульманами. В 1585 г. инквизиторы Гоа жаловались на то, что «старые христиане», которые, уехав, жили среди мусульман, принимали ислам [798] IAN/TT, CGSO, Livro 100, folios 15 г, 17 г. . В 1632 г. Амадора Лосадо, капитана форта в Аргиуме на мавританском побережье, обвинили в том, что он тайный мусульманин, который жил с мусульманскими наложницами и угнетал всех христиан в крепости [799] IAN/TT, Inquisicio de Lisboa, Livro 211, folios 192r-193r. .

Эти случаи не были какими-то исключительными. В архивах португальской инквизиции полно историй людей, которые жили в Северной Африке и сделались вероотступниками.

И в Испании в XVI веке стало известно, что ислам привлекает «старых христиан». Инквизиция наложила епитимью на нескольких из них в 1560-е гг. за то, что они стали морисками [800] AHN, Inquisicion, Libro 936, folio 16v (1566); там же, folio 50v (1570). . А в одном случае «альфаки» удалось обратить в ислам несколько монахов [801] Там же, folio 40v (1568). .

Хотя подобные истории можно найти и в 1580-е гг. [802] Например, AHN, Inquisicion, Libro 937, folios 10v-l lr (Мигель Жил в районе Валенсии в 1587 г.) AHN, Inquisicion, Libro 938, folio 165 г (дело Луиса Михо Мандола от 1602 г., обращение «старого христианина»). , но все же они встречаются реже, что свидетельствует о нарастающей изоляции этих двух общин. Диалог между ними постоянно сокращался. Победа оставалась за пропагандой. В тех случаях, когда люди жили бок о бок, существовало какое-то взаимное уважение. Но если они оказывались во взаимной изоляции, то очень быстро начинали презирать друг друга.

Такое разделение привело к появлению фантастических слухов о противоположной общине, которых становилось все больше. Для прекращения полного идиотизма, в который люди верили, ничего не было сделано. Поэтому очень скоро даже рассудительные «старые христиане» поверили в архетип мятежного тайного мусульманина, а затем и в то, что этих фанатиков необходимо остановить раньше, чем они сумеют преуспеть в реализации своего плана разрушения нации и ее образа жизни.

Но как можно выявить подобных людей, мятежных и опасных? В своем трактате, посвященном морискам, Педро де Валенсия проговорился об удивительном факте, когда говорил о задачах, поставленных в его исследовании. «Следует учесть, — писал он, — что все эти мориски в том, что касается их внешнего вида, точно такие же испанцы, как все остальные люди, которые живут в Испании» [803] Valencia (1997), 78. .

Никаких расовых различий между морисками и остальным испанским населением не существовало [804] Epalza (1992), 39. . Действительно, после их изгнания из Испании многие мориски вернулись в Арагон, Мурсию и Гранаду, их прятали некоторые местные жители. Те, кто вернулся в Гранаду, часто находили новые деревни. Там они заново начали жизнь. Эти люди настолько хорошо владели испанским языком (и настолько не отличались в этом от остального населения), что могли легко затеряться среди «старых христиан» [805] Garcia-Arenal (1996), 268-71. . Следовательно, оказалось бы очень легко интегрировать морисков в испанскую нацию [806] Подобное заявление ясно предполагает расовую точку зрения на самобытность, что некоторые могут считать анахронизмом для Испании XVI века. Но, как мы увидим, этот период характеризуется появлением и становлением новой доктрины «чистоты крови», которая развивается вместе с расовыми понятиями. Следствием могло оказаться то, что расовое отношение повлияло на восприятие морисков и их интеграцию в испанское общество. .

Фактическим принципиальным различием между морисками и остальной частью населения оказалась культура. Но сама культура «старых христиан» представляла собою необычайную смесь христианства и ислама (см. главу 1). Это должно было предполагать возможность ассимиляции морисков. Отличием XVI века стала новая волна нетерпимости, символом и передовой колонной которой была инквизиция. Поэтому обычаи, которые носили чисто культурный, а не религиозный характер, стали рассматривать как мусульманские. Следовательно, они стали индикаторами и показателями ереси.

Подобная культурная нетерпимость развивалась медленно. В первые годы после конкисты Гранады, хотя Синерос и сжег исламские книги, такие обычаи, как посещение бани или ношение отличающейся одежды не рассматривались в качестве исламских [807] Dominiguez Ortiz, Vincent (1978), 20. . Но подобный подход изменился. Ко времени конгрегации в Гранаде в 1526 г. уже предполагалось: использование арабского языка и ношение одежды определенных видов следует запретить, поскольку это — символы мусульманского отступничества.

Однако нетерпимость конгрегации 1526 г. еще не стала универсальной. В том же году Карл V удовлетворил прошение мавров Валенсии, в котором отмечалось: некоторые обращенные в христианство в последнее время не знают, как «отказаться от ряда церемоний морисков, которых они придерживаются больше по привычке, а не оттого, что желают быть мусульманами или нанести оскорбление христианской вере» [808] BL, Egerton MS 1832, folio 22v. . О доброжелательном духе такой точки зрения свидетельствует то обстоятельство, что сами мориски рассматривали свою одежду не как нечто мусульманское, а скорее как региональный костюм [809] Caro Baroja (1976), 123. .

Следовательно, мориски считали себя населением с отличной, инакой культурой. Но и в пределах христианской Испании культура различалась — например, в Галисии и Эстремадуре. Расовых различий между ними и «старыми христианами» не существовало, в Арагоне и Валенсии их предки веками мирно жили под правлением христиан. А вражда, существовавшая к концу XVI века, была искусственно создана. Для этого и потребовался стереотип «врага-мусульманина».

Пищей для появления стереотипа врага является паранойя. В Испании после костров в Вальядолиде и Севилье недостатка в паранойе не наблюдалось.

В августе 1582 г. архиепископ Толедо направил Филиппу II послание с замечательным советом. Как отмечал преподобный архиепископ, если турецкий военно-морской флот воспользуется возможностью нанять в одной только Валенсии 50 000 пехотинцев-морисков, то королевство окажется перед лицом серьезной опасности. Еще серьезнее, если эти силы объединяться с войсками гугенотов и других еретиков.

Послание было явным предупреждением, полученным от разведки. Это — сигнал о значительной угрозе. Более того, имелась и другая информация. Пятью месяцами ранее инквизиторы Сарагосы писали на основе достоверных сведений: существует заговор герцога Оранского и дона Антонио, соперника Филиппа II, претендента на португальскую корону. Этот заговор предполагает объединение их вооруженных сил с мусульманами Марокко через демократичные конторы португальских торговцев (как правило, тайных иудеев) и морисков. А тем временем мориски Арагона соединятся с принцем Берне, пока мориски Валенсии ожидают турецкий военно-морской флот. Французы планируют доставить им порох контрабандой, чтобы они сумели уничтожить испанские корабли [810] Dominiguez Ortiz, Vincent (1978), 58. .