Александр Мелихов - Биробиджан - земля обетованная

Однако те последовательные большевики, чей взор не был затуманен национальными грезами (по крайней мере, чужими), прекрасно понимали несовместимость этих целей. В феврале 24-го нарком земледелия РСФСР А. П. Смирнов резко возражал даже и против создания КомЗЕТА, не говоря уже о крымской автономии: «Сильное выпячивание устройства еврейских масс было бы явной несправедливостью по отношению к остальному населению и политически совершенно недопустимым делом, так как сыграло бы на руку антисемитам»; «образование автономной еврейской единицы на чуждой территории из пришлых со стороны элементов явится совершенно искусственным и в этом отношении самым резким образом разойдется с принятым порядком образования автономных областей в СССР, который основывается на началах самоопределения национальностей». (Надо ли добавлять, что последнее возражение полностью относится и к Биробиджанскому проекту.)

Секретарь ЦК компартии Украины Э. И. Квиринг тоже заявлял в самом высоком собрании: «Специально собирать евреев в одно место — это не логично, это пахнет сионизмом». Разумеется, пахнет, и еще как.

В самом деле: если уж решено без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем — с какой такой радости начинать обустройство какой-то отдельной еврейской квартиры? Солидарность, взаимовыручка внутри любой части общества всегда приходит в некоторое противоречие с единством целостного социума, и все порядочные утописты, стремящиеся к максимальному единству, всегда старались сделать общество бесструктурным, добираясь не то что до национальных, но даже до семейных коллективов. Легендарный Ликург стремился каждого спартанца оторвать от семьи, превратив в непосредственную государственную собственность. Робеспьер на пике террористического энтузиазма представил Конвенту проект отнятия детей у родителей во имя единоразового государственного перевоспитания нации, закосневшей в феодальных предрассудках; нечто в этом роде уже в хрущевское время предлагал академик Струмилин: поголовное помещение детей в детские сады с круглосуточным содержанием — с последующим переводом в школы-интернаты. Сегодняшние идеологи Русского Национального Единства тоже с подозрением относятся к социальной неоднородности общества, к стремлению каких-то групп иметь особые интересы. И они совершенно правы: частичная солидарность всегда приходит в противоречие с тотальной.

Другое дело — достижима ли последняя? А если да, то какой ценой? Опыт, к сожалению, показывает, что, отрываясь от преданности какому-то исторически сложившемуся социуму (освобождаясь от власти каких-то групповых химер), индивид, как правило, не переходит к преданности чему-то более широкому, но, напротив, впадает в чистое шкурничество. Как семейные коллективы все-таки ведут свое частное хозяйство, которое при обобществлении приходит в упадок, так и национальные сообщества худо-бедно хранят свою культуру, до которой гипотетическому единому человечеству дело еще то ли будет, то ли нет. Двадцатый век с чудовищной жестокостью постарался внушить нам: берегите то, что есть, — сломать легко, улучшить невероятно трудно.

Еврейские патриоты (патриоты для себя и националисты для интернационалистов) понимали национальную солидарность традиционным образом — поддерживали своих. Большевистские прагматики от Троцкого и Каменева до Калинина и Сталина на фоне всеобщей разрухи тоже не боялись союза с зарубежным еврейством, принципиально сохраняя за собой право разрывать любые союзы в тот миг, когда они становятся невыгодными. Тогда-то, на рубеже 24-25-го годов, в Америке был создан «Агроджойнт», а в Советском Союзе КомЗЕТ во главе со старым большевиком П. Г. Смидовичем — ни малейшей примеси еврейской крови, исключительно русско-польская, да еще и голубая, — заслужившим в высших сферах полупочтенное прозвище «ученого еврея при губернаторе». Тогда же, в основном для пропаганды и собирания добровольных даяний, был учрежден и его верный общественный спутник ОЗЕТ с уже известным нам Ю. Лариным во главе. «Джойнт» обещал 15 млн. долларов на землеустройство евреев, требуя взамен более снисходительного отношения к братьям-сионистам, а также к традиционной еврейской культуре. Большевики кое-что пообещали, так что в конце 1924 года принципиальное соглашение было достигнуто.

Однако на Украине еврейская колонизация, даже смазанная таким количеством долларов, была встречена без восторга. Зам. наркома земледелия М. Вольф (типично юдофобская фамилия), вынужденный объясняться с представителем контролирующих органов Е. М. Ярославским-Губельманом, оправдывался тем, что боится всплеска антисемитизма, поскольку коренным земледельцам-колонистам никто кредитов не дает (государство действительно балансировало на грани полной нищеты), а евреям дают. В такие тонкости, что евреям помогают богатые родственники за границей, народное чувство (глас Божий) входить, разумеется, не собиралось. Евреи-идеалисты снова могли бы убедиться, что даже не правительство, а прежде всего народ не позволит им устраиваться как-то по отдельности от прочих, но они были ослеплены своей грезой, как все идеалисты, не замечая того, что одни ее части отрицаются другими.

Крымские татары, у которых за националистическе настроения («контрреволюционный заговор») только что расстреляли 132 человека, были настроены еще менее гостеприимно — снова подтвердилось предостережение Жаботинского: на земле нет свободных территорий. Но вместе с тем нелояльность крымских татар давала советскому руководству дополнительный стимул укрепить стратегически важный район более благонадежным населением, которое, вознагражденное собственной автономной областью, должно было превратиться в еще более благонадежное. В марте 26-го с подачи КомЗЕТа при поддержке Калинина Политбюро приняло постановление: «Держать курс на возможность организации автономной еврейской единицы при благоприятных условиях переселения».

Нарком Смирнов снова пугал недовольством крымских татар и кубанских казаков, обиженных за свои плавни, но до более или менее открытого конфликта дело дошло, кажется, только с крымскими татарами, — хотя принят был широковещательный план посадить на землю в течение ближайших десяти лет 100 тысяч еврейских семей, которые Ларин предложил уравновесить таким же количеством славян, чтобы не плодить новые поговорки типа «Для евреев Крым, а для русских Нарым». При соблюдении подобных мер предосторожности Ларин считал возможным учредить в Северном Крыму национальную еврейскую республику, что было поддержано Калининым (именно это его заявление и было названо западной печатью декларацией Калинина по аналогии с декларацией Бальфура о намерении возродить в Палестине еврейское государство). Трудно сказать, насколько сами авторы подобных деклараций верили в свои прожекты, а насколько пудрили мозги Западу вообще и американскому еврейству в особенности: уж слишком маленькое меньшинство образовывали евреи даже в Крыму, где в 1927 году русские составляли 44 процента, а крымские татары 37 процентов населения; в оставшейся же пятой части евреям принадлежала даже меньшая доля, чем немцам, — о выделении которых в самостоятельную «единицу» никто даже и не заикался. Евреи обречены были постоянно наталкиваться на резонный вопрос: а чем вы лучше каких-нибудь болгар или греков, которых здесь побольше вашего и которые живут здесь подольше вашего?