Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

Представляло бы большой научный интерес установить связь между теорией войны Шарнгорста и великим трудом Клаузевица, чтобы определить степень научного влияния первого и степень заимствования идей вторым, но это завело бы нас за рамки намеченного объема, да и поставило бы в большое затруднение. Мы имеем лишь учение Шарнгорста о малой войне и знакомы с некоторыми его основными взглядами, как он их излагал устно и как их с грехом пополам можно теперь реконструировать. К тому же рост теоретических идей Шарнгорста, всегда нарушаемый большой практической деятельностью, не дошел до своей грани, а положить последний камень помешала ему ранняя смерть [43] Умер в 1813 г. Среди кризисов 1812 г. Шарнгорст обдумывал план разработки теоретического труда ( Lehmann. II. S. 456). .

Но для нас достаточно установить две стороны военного дарования Шарнгорста, которые должны были оказать большое влияние на Клаузевица или, по крайней мере, дать сильный толчок его мыслям. Шарнгорст, будучи на много лет старше Клаузевица, естественно, должен был оказаться под сильным влиянием Фридриха и, вообще, геометрической стратегии XVIII в., но, тем не менее, он, здравомыслящий по натуре и поднятый с низов народа, умел идти в уровень с веком, постепенно, но прочно усваивая эволюцию своего бурного времени. В 1801 г. он ещё стоит на сложных, виртуозных методах, ценит формальную сторону дела, стыдливо оговариваясь о необходимости считаться с моральными влияниями [44] «…im Kriege sei man gezwungen auch auf die moralische Wirkung, auf die Meinung, ja sogar auf die Vorurteile Rücksicht zu nehmen» [«…война может принуждать считаться с моральным влиянием и с мнениями и даже обращать внимание на предрассудки» ( нем ). Прим. ред. ] Lehmann. Scharnhorst. I. S. 300. , но в 1807 г., после урока Йенской катастрофы, как глава «военной реорганизационной комиссии», Шарнгорст ставит задачей ее «разрушение старых форм, освобождение от оков предрассудков и т. д.». Этот прогрессивно-реформаторский уклон мыслей Шарнгорста был лучшим фонарем для будущего великого теоретика войны.

Затем, Шарнгорст стоял на здравой точке зрения взаимодействия между теорией войны и войной как практическим делом на полях сражений; теория войны, по его мысли, являясь чистой наукой, носит сама в себе свою награду и цель, но ее собственный нерв и смысл — в ее воздействиях на боевом поле не только как указателя со стороны холодных раздумий мирного времени, но и как результата глубоких дум над боевым прошлым. На страницах «О войне» мы не один раз найдем повторенными эти мысли учителя, отраженные и углубленные блеском крупного дарования ученика.

Но Шарнгорст оказывал влияние не в одной лишь чисто военной сфере. Не углубляя этой темы, укажем, что военный реформатор сам прошел путь от общенемецкого патриотизма — широкого и шатающегося — к более узкому, но вместе и яркому патриотизму прусскому. Для Клаузевица, с его слабыми прусскими корнями, эта определенность политического устремления имела большое воспитательное значение. В этом отношении Шарнгорст занимает место рядом с Фридрихом Великим в галерее вдохновителей и идеалов Клаузевица.

«Так богато и разносторонне, — говорит Ротфельс, — протекало воздействие жизни сына нижнесаксонского крестьянина на развитие прусского дворянина, более молодого почти на целое поколение».

Из других преподавателей Академии имеет смысл назвать разве Кизеветтера, ученика и популяризатора Канта. Он преподавал молодым офицерам математику и основы кантовской философии [45] Какой раздел ее изучал Клаузевиц, установить трудно. Из других источников мы узнаем, что в 1800 г. Кизеветтер читал логику и антропологию, в 1801 г. — мораль, в 1802 г. — эстетику. .

Критику давно интересовал вопрос, в какой степени оказал влияние на Клаузевица Кёнигсбергский философ как в годы его учения, так и в последующие годы его научных работ.

Нетрудно предположить, что для Клаузевица, в начале едва справляющегося с курсом Академии, самостоятельное ознакомление с трудностями критической системы Канта было не под силу, да и о последующем его изучении нет каких-либо указаний. Отсюда остается одно предположение, что Клаузевиц ознакомился с Кантом в той скромной и расплывчатой форме, в которой Кизеветтер преподносил слушателям философа в своих книгах и лекциях. То есть Клаузевиц усвоил себе лишь основы философской системы, неразрывно связанные потом с ходом его идей, создал себе в этих основах средство духовной дисциплины, скрепу для силы логического мышления, склонность к отвлеченным восприятиям. Но это не было близкое проникновение в миропонимание Канта и распространение такового на области специального исследования.

Отсюда трудно согласиться с теми [46] Например, Коген (Cohen). Его труд «Von Kants Einfluß auf die deutsche Kultur» (Marburger Universitätsrede). Berlin, 1883, S. 31 и след. , которые склонны были в отдельных местах книги «О войне» видеть непосредственное влияние трудов Канта, особенно «Критики чистого разума». Конечно, вопросы познавания, оценка исторического материала, постановка военно-теоретических проблем, сама строгость умозаключений как будто сближают Клаузевица с Кантом, но в данном случае пред нами скорее совпадение идей и навыков — отражение философской эпохи и ее широких влияний.

Чтобы не возвращаться потом к теме о философских связях Клаузевица, скажем о его отношении к Гегелю. Существовало, да и теперь держится мнение, что немецкий философ оказал на Клаузевица большое влияние и, в частности, внушил ему диалектический метод. Например, Камон утверждал, что Гегель, по-видимому, оказал особенное влияние на миропонимание Клаузевица [47] «…semble avoir en tout particulièrement action sur l'esprit de Clausewitz». Camon. P. 9 [«…по-видимому, имеет совершенно особое воздействие на ум Клаузевица» ( франц. ) . Прим. ред. ] и что последний, перестав быть «наблюдателем», увлекся идеологическими постройками, непосредственно внушенными ему Гегелем. Еще дальше пошел Крейзингер, утверждавший, что без Гегеля Клаузевиц никогда не сумел бы так прекрасно развить свою доктрину [48] Creuzinger P. Hegels Einfluß auf Clausewitz. Berlin, 1911, S. 117. . Все эти мнения надо признать ошибочными или, по крайней мере, не обдоказанными. Клаузевиц никогда и нигде не называет Гегеля, едва ли когда изучал его систему, и в его философской терминологии нет ничего, что говорило бы о Гегеле.

Затем, крайне сомнительно, чтобы Клаузевиц был знаком с гегелизмом до появления Гегеля в Берлине в 1818 г. [49] Гегель был на 10 лет старше Клаузевица, родился в Штутгарде в 1770 г., читал лекции в Йене, Нюрембурге [Нюрнберге] и с 1818 г. в Берлине до смерти, последовавшей в 1831 г. 14 ноября от холеры. Клаузевиц умер два, дня спустя от холеры же. , но к этому году идеи Клаузевица и его миропонимание не только надо признать уже прочно установившимися, но они уже были неоднократно и во многих частях освещены им в печати. И влиять на него Гегелю, да еще «глубоко», было уже поздно.