Андрей Шляхов - Нежная любовь главных злодеев истории

Неутомимый дуче оставался все таким же жадным любовником. Любовником, которого интересовало только тело и ничего более. Муссолини, нетерпеливый и вечно занятый, овладевал женщинами как в своем кабинете, так и у себя на квартире (жил он тогда отдельно от семьи). Он набрасывался на них с неистовой, поистине звериной страстью, которая не только возбуждала, но нередко и пугала его избранниц. После близости Муссолини полностью утрачивал интерес к партнерше и старался поскорее отделаться от нее. Кроме самого процесса половой близости, зачастую проходящего с причинением боли женщине, Муссолини ничего не требовалось.

Он упивался своей властью над женщинами, обращаясь с ними, как с рабынями, и, должно быть, представлял себя цезарем Древнего Рима, обладателем огромного количества наложниц. Перед близостью (которая обычно длилась не более двух минут) Муссолини никогда не задумывался о таких мелочах, как удобства его пассии. Эгоистичный и самовлюбленный, он действовал по раз и навсегда заведенной схеме — грубо заваливал очередную самку на кровать, на стол, а лучше всего — на пол и овладевал ею, зачастую даже не снимая ботинок.

Муссолини нравились всякие женщины, вкус его отличался необычайным разнообразием, и требования были просты и скромны. Женщина не должна была быть тощей и должна была пахнуть — запахом собственного тела или же запахом духов. От былого пристрастия к интеллектуалкам, овладевая которыми, неприкаянный скиталец Бенито возвышался в собственных глазах, не осталось и следа — лидеру нации ни к чему интересоваться умом женщин, с которыми он удовлетворяет свою страсть.

Достаточно и другого...

Избранницы дуче и не думали обижаться на столь суровое обращение. Они с гордостью и радостью рассказывали о своих отношениях с великим человеком, восхищаясь как его положением в обществе, так и его звериным сладострастием. Каждая на свой лад находила в дуче нечто привлекательное.

Впрочем, с некоторыми из своих женщин Муссолини мог быть сентиментальным и даже нежным. Ненадолго, но мог. Кому-то после близости шептал на ухо пару-тройку приязненных банальностей, а кому- то даже играл на скрипке.

Начав следить за своим здоровьем, Муссолини по- прежнему мало внимания уделял своему внешнему виду — брился далеко не каждый день (даже осмелился явиться небритым в резиденцию короля на прием в честь королевской четы Испании), нечасто менял рубашки, забывал почистить ботинки. Лишь только после переезда в Рим заботливой Рашели внешний вид Муссолини изменился к лучшему.

Рашель долго не хотела приезжать в Рим. Простая и непритязательная во всем, она боялась столицы и сознавала, что со своим видом и своим простонародным крестьянским говором придется в Риме не ко двору. Рашель никогда не стремилась участвовать вместе с мужем в общественной жизни, желая оставаться верной женой Бенито и хорошей матерью для его детей — Витгорио, родившемуся в 1916 году вскоре после их женитьбы, и Бруно, появившемуся на свет двумя годами позже. Жена «великого человека» сама стряпала, сама убиралась по дому и сама стирала, не видя ничего в том зазорного. Она конечно же не могла не гордиться тем, что ее Бенито стал главой правительства, но сама в «первые леди» Италии не лезла.

Вознесясь на вершину власти, Муссолини немедленно озаботился своим имиджем и, благодаря своему дару блистательного пропагандиста, быстро сваял образ этакого гения из народа, энциклопедически образованного интеллектуала, обладавшего как острым умом, так и отменной памятью.

Муссолини заручился народной поддержкой в первую очередь благодаря умело созданному имиджу спасителя Италии от хаоса коммунизма, и наиболее тщательно культивируемый фашистами миф гласил, что они пришли к власти для того, чтобы уничтожить «красную угрозу». Вторым же мифом стал миф о вожде, гласивший, что великий дуче фашизма является настоящим суперменом, всемогущим, всеведущим, не знающим ошибок и сомнений, и при этом самым справедливым, самым милосердным и самым великодушным из всех правителей современности.

Короче говоря, на небе был Бог, а на земле — дуче. И счастье готово было излиться с небес на Италию.

Вера в гений вождя (людям вообще свойственно с большой охотой верить в то, что ими управляют гении) доходила до того, что одна из посетительниц гробниц этрусков в Орвьето, узнав о том, что надписи на них до сих пор не поддаются прочтению, совершенно серьезно заявила: «Это потому, что здесь еще не побывал Муссолини. Когда он придет сюда, то прочтет эти надписи!»

С подчиненными дуче обращался по-разному. Частые и не всегда предсказуемые смены настроения делали его то чрезмерно грубым, то обворожительно великодушным.

Впрочем, гнев дуче часто был, как говорится, бурей в стакане воды — пошумит, пошумит, да и успокоится. Лишь одного никогда не прощал Муссолини подчиненным — угрозы, пусть и мнимой, своей власти.

Он был намерен править Италией единолично и был уверен, что власть его будет долгой. Она и впрямь оказалась долгой — более двух десятков лет.

Поначалу все выглядело пристойно — волнения в стране улеглись, рабочие с улиц вернулись к своим станкам, а студенты — к своим учебникам. Муссолини, никогда не имевший серьезной политической программы, занимался тем, что подсказывала ему крестьянская сметливость, доставшаяся по наследству от предков. Он, как мог, пытался сбалансировать бюджет и навести в стране порядок, проявляя при этом внимание к проблемам простых людей — рабочих, крестьян, мелких ремесленников и торговцев. «Мы преуспеем, потому что будем работать», — говорил Муссолини, и вся Италия была согласна с ним.

Дуче являл собой пример великого труженика и призывал трудиться свой народ. Народ трудился и радостно приветствовал перемены — введение (а точнее, восстановление) восьмичасового рабочего дня, резкое сокращение правительственных расходов, в первую очередь посредством резкого сокращения чиновного аппарата. Итальянцы стали получать письма без опозданий и быстро привыкли к тому, что поезда ходят строго по расписанию. Муссолини умел «играть на публику» — он демонстративно отказался от зарплаты, причитавшейся ему как премьеру и депутату, объявив, что намерен жить на деньги, получаемые за свои статьи. Маску бескорыстного труженика он не снимал до конца жизни. Так, лишь после долгих уговоров он согласился получать зарплату президента Итальянской социальной республики, составлявшую сто двадцать пять тысяч лир в месяц, причем дуче не преминул разыграть сцену удивления, вопрошая: «Что я буду делать с этими деньгами?»