Мауно Йокипии - Финляндия на пути к войне

В финляндской армии также пытались прекратить расползание слухов о войне. В распространенных для офицерского состава 17 мая и 11 июня внешнеполитических информационных бюллетенях подчеркивалась «мирная политика» Советского Союза и улучшение отношений с Германией. 20 мая 1941 г. по этому же вопросу в секретном циркуляре высказался Маннергейм, потребовавший от офицеров пресекать слухи и «всем своим поведением способствовать успокоению общества».

Но в полной мере добиться этой цели не удалось, поскольку информация о приближавшейся войне поступала со всех сторон. Весьма точные сведения о предстоящих событиях дал, в частности, один из руководителей немецкой церкви Э. Герстенмайер, который был приглашен в конце мая в Финляндию для выступления перед финскими священнослужителями. Он заявил председателю Союза священников Финляндии д-ру П. Вирккунену о бесполезности обустройства карельских переселенцев, поскольку Финляндия вскоре получит Карелию обратно (курсив. — М. Й. ). Германия не может ослабить свои силы в войне против Запада, если в ее тылу находится государство наподобие Советского Союза, с которым надо «разобраться» в первую очередь. И хотя Герстенмайер не мог назвать точной даты, ближайшие три недели были, по его мнению, решающими. Военный поход начнется с юга и продлится 2–3 недели. Армия «Норвегия» вступит в военные действия позднее, через несколько дней. Тогда финнам дадут возможность «взять то, что им принадлежит». С разрешения Герстенмайера эти сведения Вирккунен сообщил более широкому кругу финских священнослужителей. Очевидно, что после майской поездки Шнурре и в условиях, когда военные переговоры уже шли полным ходом посчитали возможным немного приподнять завесу и над этой тайной.

В Финляндии недоумевали по поводу противоречивого характера распространяемой немцами информации: если военные и видные гражданские лица доверительно и практически единодушно говорили финнам о будущей войне на востоке, то дипломаты ее с таким же единодушием отрицали. При этом многие из упомянутых гражданских лиц приезжали в Финляндию по инициативе и при прямой поддержке германского МИДа, а значит и эти визитеры должны были бы следовать предписаниям о соблюдении тайны. Но не следовали, и доверительная информация доходила по этим неофициальным каналам до финнов.

Можно, конечно, сказать, что Гитлер во многих случаях (и зачастую преднамеренно) недостаточно или же с запозданием информировал свое министерство иностранных дел о предстоящих событиях. Так, Auswärtiges Amt, не говоря уже о подчиненных ему посольствах, порой впрямь не знал о действительном состоянии дела или о последних решениях, да и некоторые службы действовали в соперничестве друг с другом (как, например, СС и АА в деле о вербовке). И все же можно утверждать, что постоянно варившиеся в информационном котле профессиональные германские дипломаты знали (или, по крайней мере, могли предположить) о состоянии дел намного больше, чем они сообщали своим финским коллегам. Главная причина их сдержанности крылась в инструкциях, которые они получали от своего шефа.

Но отчего же допускалась утечка информации, в чем причины этого «встречного двухколейного» движения? Приходится, как и советник по делам печати Ганс Метцгер, думать о том, что в этом крылась суть информационной политики Гитлера и его помощников. Через немецких офицеров высшему военному руководству Финляндии посылались намеки о будущей войне, к которой она могла бы подготовиться, слухи о войне среди гражданского населения поддерживались для того, чтобы финские политики и общество в целом привыкли к этой мысли. Германская пропаганда, которая весной 1941 г. приводила к «раздвоению личности» информированных немцев, вынужденных, в зависимости от их аудитории, говорить по-разному об одном и том же деле, кажется, весьма преуспела. Момент нападения удавалось сохранять в тайне достаточно долгое время, тогда как моральная готовность к такому повороту событий с его наступлением уже существовала.

Можно сказать, что прогерманская ориентация Финляндии начала весной менять свою окраску. Если зимой она обосновывалась только соображениями военно-политической безопасности, то к весне эта линия стала также поддерживаться искусно подогреваемыми внешнеполитическими расчетами и перспективами.

Шведский посланник в Москве Ассарссон 29 мая беседовал с недавно возвратившимся из Хельсинки министром Хюнниненом, который сообщил, что будучи дома заметил, как все высшие руководители Финляндии — президент, маршал, министры обороны и иностранных дел — верят в скорую войну между Германией и Россией. Хюннинена удивило, что старые друзья Англии — Рюти и Маннергейм — и те одобряли тесное сотрудничество Финляндии с Германией. По его мнению, в Хельсинки царит всеобщее убеждение о том, что Гитлер решил покончить с большевизмом и Финляндия в связи с этим смогла бы получить компенсацию за продемонстрированную по отношению к ней несправедливость. Многочисленные немецкие агенты — профессора, музыканты, деловые люди — заполнили страну и выражают эти же взгляды. Хюннинен недоумевал по поводу противоречия между этими заявлениями и сдержанной линией официальной германской дипломатии.

Хюннинен признался Ассарссону, что финское правительство ведет рискованную игру и бросает свою судьбу на чашу весов. Он полагал, что посылаемые из Берлина рапорты Кивимяки не имели большого влияния на позицию правительства. В то же время Паасикиви более не желали слушать. «У него состоялось, сообщил мне (Ассарссону) в высшей степени конфиденциально Хюннинен, бурное выяснение отношений с Маннергеймом и Валденом, которые не желали и слышать о продолжающихся уступках Москве. Советский Союз рассматривали теперь как второстепенный фактор и призывы Паасикиви… были обращены к глухим собеседникам».

Для подтверждения полученной сенсационной информации Ассарссон 1 июня отправился к самому Паасикиви, уже готовившемуся к отъезду на родину. Он «с горечью отметил, сколь незначительным было то понимание, которое он нашел своим взглядам в Хельсинки. Его не хотели более слушать, и теперь он умывает руки и отходит в сторону, зная, что он выполнил свой долг перед отечеством…»

Паасикиви рассказал, что «во время своей последней поездки в Хельсинки он пытался убедить правительство и дать ему возможность предложить русским компромисс по вопросу о никеле. Все его аргументы были отвергнуты и указано на заверения Кивимяки о том, что Германия простерла свою десницу над Финляндией и было бы неразумно раздражать немцев какими бы то ни было уступками в пользу Советского Союза». Руководство Финляндии полностью доверяло предсказаниям Кивимяки о скорой русско-германской войне, возможность которой, собственно, не отрицал и Паасикиви. Даже зарубежные дипломаты в Москве, немецкий граф Шуленбург и английский сэр Стаффорд Криппс, отзывались о политике Финляндии как неумной. «Но в Хельсинки слепы и глухи», — сказал Паасикиви с горечью.