Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы (Из жизни Российских мистиков - Мастеров и Учеников 1960-х - 1990-х)

- Блин, Влад запарил! Если спустится за кипятильником, - возьму его за яйца!

Сказал, конечно, метафорически. Я же спускаюсь вниз, вхожу к ним в комнату и спускаю штаны:

- Ну что, Игорь, - отвечаешь за слова?

В то же лето, поздним вечером, в нашей комнате. Укладываемся спать. Леша Макаров рассказывает какой-то анекдот, употребляя пару крепких выражений. Выражения эти вызывают "праведное" возмущение Коли Меркина. Сам Коля вообще никогда не употреблял ненормативной лексики: по его мнению, это сильно "опускает сознание". Начинается спор, в который включается вся комната, кроме "виновника" - Макарова, который завернулся в одеяло и, казалось, задремал. Коле пытаются объяснить, что крепкие выражения далеко не всегда являются грубым и похабным сквернословием, а будучи произнесены особым образом, точно, как ничто другое, передают глубину некоторых переживаний. Коля не унимается и долго педантично гнет свою линию. Все уже замолчали, а он продолжает "лекцию". Тут из под одеяла показывается зевающий Леша Макаров:

- Слушай, Коля, не еби мозгу!

Через пару дней Коля уже сам пару раз был замечен в точном, емком и крепком выражении глубоких чувств...

Мой друг и ученик Школы Сережа Сакович пришел в группу семь лет назад. Тогда он был в звании подполковника и работал преподавателем военной кафедры одного из ВУЗов Питера. И вот, в одной из первых консультаций ему дали практику: "Цикличный бег". Это сильная и многогранная техника, но на вид очень простая и, для непосвященного глаза смешная; идет чередование бега и заниженной ходьбы в определенной пропорции (пропорция для каждого своя, но циклы небольшие - от десяти до пятидесяти шагов). Заниженная ходьба выглядит очень странно: многие прохожие оборачиваются в недоумении. А Сергей жил в Ломоносове и, обычно, возвращался с работы через парк. И он решил экономить время, выполняя "Цикличный бег" прямо по пути с работы. Возвращался он поздно, и первые несколько дней никто ему в парке не попадался. А тут, вдруг, видит Сергей, что обгоняет его человек, и так очень опасливо косится. Можно себе представить: подполковник в фуражке и при погонах идет вприсядку по ночному парку! Прохожий прибавил скорости. А тут, как раз, у Сергея закончилась фаза заниженной ходьбы и ему нужно переходить на бег. Он и побежал, невольно догоняя прохожего. Тот, - бедолага, припустил, что есть мочи. Сакович - добрая душа, кричит ему вслед:

- Не бойтесь! Я вас не трону!

Где там...

И, наконец, такой прикол: едем с ребятами в электричке: каждую минуту входят коммивояжеры, к которым все привыкли, так же как и к легкому фону раздражения на них:

- Прошу прощения за очередное беспокойство! Предлагаю вам... Осталась одна остановка до вокзала. Встаем и направляемся в соседний

вагон. Открыли двери, встали. Я откашлялся, привлекая внимание: вагон

притих. Тщательно чеканю каждое слово:

- Уважаемые господа! Просим прощения за очередной раз доставленное вам беспокойство!

Под гробовое молчание публики следуем в другой конец вагона. Там оборачиваемся, подмигиваем и выходим.

Многие глаза засветились. Были и улыбки понимания. Дай Бог, если хоть чье-то автоматическое восприятие чуть-чуть "разомкнулось"!

3. Терапевтические байки

Разгильдяйство в работе с людьми, на мой взгляд, одна из отличительных черт Российских "целителей". Не обошла стороной эта доля и меня. Пройдя еще до ПсихФака достаточно разнообразный, в этом отношении. Путь и как пациент, и как ученик, я, еще не имея Университетских "корочек", начал активно практиковать, как психотерапевт, чувствуя себя достаточно "крутым". Шел девяносто первый год: только что появились газеты бесплатных объявлений, и я был одним из первых, кто начал помещать туда регулярную рекламу. Пациентов было много, я брался лечить всех, кто бы ни приходил и с какими бы проблемами не обращался: будь то семейные неурядицы, язва желудка, фобия, депрессия, шизофрения... Во мне жила потрясающая уверенность в своих силах и в том, что любые проблемы разрешимы. Продолжалось все это безобразие года два-три, пока, наконец, Петр не предложил мне временно отойти от активного вмешательства в чужие жизни, что я и сделал, естественно, не без неких внутренних "ломок". Потом уже, через несколько лет, я снова вернулся к консультированию, но уже с совершенно иных позиций. Но, что интересно: в те лихие годы, интуитивно опираясь на свой богатый опыт пациента, я, несмотря на отъявленное разгильдяйство, не успел кому-нибудь сильно навредить, напротив именно это качество позволило мне даже принести, в ряде случаев, некоторую пользу. Не могу это приписать ни чему иному, как только везению и провидению, которые мне сопутствуют. Далее я приведу несколько примеров типично разгильдяйской терапии, приведшей к довольно сносным результатам...

Итак, я говорил уже, что по объявлению звонили и приходили люди с самыми разными ситуациями. И вот, однажды, раздался звонок в дверь, и в прихожей моей квартиры возник забавный коллектив: в центре находилась бабуля лет семидесяти, совершающая странные движения, а по бокам, поддерживая бабулю, тяжело дышали взлохмаченные мужчина и женщина, -как потом выяснилось, - дочка и зять. Видно было, что им пришлось изрядно потрудиться, чтобы втащить бабушку на третий этаж. Увидев меня, женщина робко произнесла:

- Вы доктор? Мы вот вам мамашу привели...

Смекнув, что с подобными ситуациями я еще не сталкивался, я, для пущей уверенности, приосанился и взял тон этакого дореволюционного профессора:

- Ну-с! Что тут у вас?

- У нее этот самый... остеохондроз. В общем, - боли очень сильные. Тише, тише мамаша, - обращаясь к старушке, издававшей сильные стоны, -вот доктор, сейчас он тебе поможет! Понимаете, доктор, - в поликлинике ничего не могут поделать. Может быть, вы возьметесь?

- Возьмусь, возьмусь, не беспокойтесь. Проведите бабушку в мой кабинет, а сами пока подождите на улице.

- А можно мы у вас пока подождем? На улице дожць...

Ситуация сложилась непростая. У меня было, конечно, некоторое представление о том, что такое остеохондроз, но что делать с этой старушкой, -я никакого понятия не имел. А дверь между кабинетом и столовой, где расположились родственники, была столь звукопроницаема, что там можно было услышать даже дыхание.

Бабулю посадили в кресло, я сел напротив, родственники перешли в столовую и принялись обсуждать "слишком молодого доктора" и сокрушаться, что, наверное, ничего не получится.

Старушка, тем временем издавала разнообразнейшие стоны и ни секунды не сидела спокойно: тело ее совершало очень сложные и замысловатые движения. Я посидел немного, пытаясь собраться с мыслями, затем спросил:

- Ээ... Что вы чувствуете?

- Доктор, касатик, миленький, говорите громче, я слышу плохо!