Андрей Никитин - «Повесть временных лет» как исторический источник

Беспримерный в русской истории титул Олега естественно затрагивает вопрос о местонахождении той «Руской земли», которую он представлял вместе со своим окружением, однако об этом его договор ничего не сообщает. «Руская земля» только противопоставлена «земле Грецькы» в качестве территории, подвластной руси, откуда в Византию приходят наемники и люди, «работающие… у христьяньского царя»[Ип., 27], причем, как можно заключить из текста, эта «руская земля»нигде не соприкасается с «греческой землей», между ними лежат «земли чюжи» ( «Аще вывержена лодья будет ветромъ великомъ на землю чюжю, и обрящються тамо иже от нас руси»[Ип., 26]), но кто на этих землях обитает, остается неизвестным.

«Привязка» Олега к Рюрику/Рорику, как я показал ранее, выводит нас из Поднепровья на территорию Центральной Европы, в Подунавье и на Балканы, где отмечены те же топонимы и этнонимы — «смоляне», «древане», «словене», — племена которых последовательно воюет Олег. В этой ситуации к месту оказывается и вставка об уграх, шедших «мимо Киева горою», т. е. берегом, что невозможно представить из положения Киева на Днепре, однако хорошо согласуется с топографией Киева на Дунае, а также рассуждение о словенской грамоте и ситуации в Подунавье после появления там Олега, пришедшего с севера. Если же под Новгородом, откуда пришел Олег, следует понимать Мекленбург, «племянником Рюрика» мог стать любой, даже весьма отдаленный его родственник, в том числе и по линии Гостомысла. Вместе с тем, следует помнить, что на среднем течении Дуная, выше нынешнего Будапешта, уже в середине IX в. существовал Новград (совр. Ноград), тогда как Чернигов (о котором, к слову сказать, не упоминает история Олега) в это же время существует на среднем течении Тиссы (совр. Чонград) [382].

Более того, как показывает уже «баварский географ», начиная с середины IX в. на всем пространстве левобережья Среднего и Нижнего Подунавья наблюдается широкое распространение славяно-русского населения до Карпат включительно, где до наших дней продолжает бытовать этноним русин/русины, впервые зафиксированный в договоре 6420/912 г. Именно на этой территории Подунавья исследователь обнаруживает названия древних городов, дублирующие известные нам на территории Восточной Европы (Новгород, Гюргев, Чернигов и др.) [383]. На эту территорию указывает маршрут Олега вниз по Дунаю/Днепру, его европейский титул, четко зафиксированное в договоре отсутствие непосредственных границ между Византией и Русью, а вместе с тем и отсутствие у Руси морского побережья, возле которого могло иметь место кораблекрушение судов той и другой стороны ( «аще вывержена лодья будет ветромъ великом на землю чюжю и обрящються тамо иже от руси…»[Ип., 26]).

Но вернемся к легенде о смерти Олега.

Рассказ о змее, выползшей из черепа его любимого коня, который должен был стать причиной смерти Олега, оставляет читателя в неведении, когда и при каких обстоятельствах князь вопрошал «волъхвовъ»о своей судьбе и получил двусмысленное предзнаменование. Между тем, последнее оказывается ключевым моментом в его истории, поскольку, если «краевед-киевлянин» сообщает, что Олега «погребоша на горе, иже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могила Ольго-ва»[Ип., 29], то его новгородский коллега XV в. сообщал, что могилу Олега показывают в Ладоге, где того «уклюну змея в ногу, и с тогоумре» [НПЛ, 109]. Однако самое примечательное, что, по сведениям новгородца, Олег шел из Киева через Новгород и Ладогу «за море». Так впервые в русском летописании обнаруживается след двойника Олега по обстоятельствам предсказанной смерти — некоего халогаландца Одда, историю которого рассказывает Орварроддсага, впервые на русском языке в извлечениях и пересказах обнародованная К. Ф. Тиандером [384].

В отличие от Олега, происхождение, место рождения, юные годы, а также время, место и обстоятельства смерти Одда, которого хронист Адам Бременский называет «Одд Путешественник», хорошо известны и сохранялись в памяти жителей Сокндале еще в конце XVII в. [385]Его отец был богатым бондом с острова Рафниста (ныне Рамстад) у побережья Халогаланда на севере Норвегии, но сам Одд родился на юге, в Беруриоде (ныне Берлиуд в Сокндале, округ Едерен) между Экерсундом и Ста-вангером, и там же вырос у местного бонда Ингиальда, который взял его на воспитание. Сын Ингиальда, Асмунд, стал побратимом Одда и его спутником в странствиях. Когда Одду исполнилось двенадцать лет, приглашенная на праздник прорицательница предсказала, что он объедет много стран, станет знатным и знаменитым, но умрет здесь, в Беруриоде, от своего любимого коня Факси. Поэтому на следующее утро Одд с Асмундом убили Факси, а труп утопили в болоте, после чего отправились искать счастья на стороне [386].

После столь конкретной, исторически и топографически достоверной части, сага нанизывает фантастические истории о приключениях Одца, которые завершаются в Хуналанде, «стране гуннов», которую одни исследователи отождествляют с Венгрией, другие — с Болгарией или современной Румынией, т. е. с Подунавьем, а третьи — с днепровской Русью. Женившись на дочери местного короля, которую сага именует Silkisif — ‘шелковая дева’, Одд становится принцем-регентом, и у него рождаются дети — Геррауд и Асмунд. Под старость Одду понадобилось съездить на остров Рафниста, чтобы привести в порядок наследственные дела. С этого момента сага становится снова точной и реалистической, рассказывая, что на обратном пути, проплывая мимо Беруриода, Одд захотел посмотреть на места, где прошли его детство и юность. Он провел своих спутников по прибрежным холмам, показал, где стояла усадьба его приемного отца, рассказал о том, как его испугала прорицательница и, заканчивая прогулку, обратился к спутникам со словами: «Отправимся снова в путь, здесь уже нечего смотреть. Я ушел от судьбы, и мой труп уже не сожгут в Беруриоде». Они направились к кораблям, но по дороге Одд обо что-то споткнулся. Пошевелив в песке копьем, он обнаружил конский череп, из которого выскользнула змея и ужалила его в ногу под щиколотку. Тотчас нога стала пухнуть и болеть. На берегу Одд понял, что умирает. Он приказал приготовить себе могилу в таком месте, «откуда он мог бы слышать шум поля, прибой моря и крик петуха». И пока ее рыли и складывали камни, он слагал песнь о своей жизни и в заключение попросил передать привет его детям и любимой жене [387]. Произошло это в 988 г. — на четвертый год правления Олава Трюггвасона и за год до принятия христианства жителями Халогаланда [388].

Поразительное совпадение обстоятельств смерти Олега и Одда, соответствие новгородской летописи и саги в указании на место происшествия («за морем») не прошли мимо внимания историков и литературоведов. Одни считали, что сказители саг, знакомые с русскими летописями, заимствовали сюжет, который произрос на русской почве и является несомненным историческим фактом [389]; другие полагали здесь обратное заимствование [390]. Существует и третья точка зрения, согласно которой в обоих случаях использован широко распространенный фольклорный сюжет, известный у разных народов, однако не в такой тождественной конкретике. Он обусловлен двумя моментами — попыткой избежать судьбы и смертью от «мертвой кости», активную функцию которой выполняет змея, как посланница судьбы и потустороннего мира, что и принял за основу в своих построениях Б. А. Рыбаков [391].