Андрей Никитин - «Повесть временных лет» как исторический источник

Впрочем, существует другое, более вероятное объяснение этого пункта, предложенное в свое время С. А. Гедеоновым, исходившим из значения данного слова в др.−польском и чешском языках как «возмездия, удовлетворения (за нанесенный ущерб)» , что хорошо согласуется и с исчислением пени потерпевшим [361].

Попытка М. В. Левченко и ряда историков увидеть предшествующие соглашениям военные действия из слов договора «по первому слову да оумиримся с вами, грекы», поскольку «не было смысла заключать мир, если этому договору не предшествовала война» [362], тоже оказывается несостоятельной, поскольку речь в тексте договора идет не о прошлом, а о возможности недоразумений в будущем, которые не должны перерастать в конфликт: «По первому слову да умиримся с вами, грекы, да любимъ друг друга оть всея душа и изволенья, и не вдадимъ, елико наше изволение быти оть сущихъ подъ рукою нашихъ князь светлыхъ, никакому же съблазну или вине; но потщимся, елико по силе, на охранение прочихъ и вьсегда летъ съ вами, грекы, исповеданиемъ и написаниемъ с клятвою извещаемую любовь непревратну и непостыжну»[Ип., 24]. О том, что договор 6420/912 г. «не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками» , писали С. В. Бахрушин [363]и М. Н. Тихомиров [364], а из зарубежных исследователей наиболее аргументированно отстаивал эту точку зрения Р. Долли в статье «Мифический поход Олега против Константинополя», полагавший, что Олег искал не войны с Византией, а мира, почему уже в морской экспедиции византийского флотоводца Имерия 911–912 гг. участвовали команды русов [365].

В тексте рассказа можно найти еще одно доказательство мирных намерений Олега, по традиции толкуемое в прямо противоположном смысле: упоминание о его щите и щитах его сподвижников, вывешенных «на воротах» (т. е. на воротных башнях) Константинополя, «показающе победу». Если использование колес и повозок для перевозки судов, в том числе и при осаде городов, хорошо известно, то в этом случае мы никаких аналогов не находим. Наоборот, различные знаки, изображения и предметы, которые помещали на башнях и воротах крепостей, выполняли роль талисманов и оберегов, служили защитой от врага и злоумышленника, будучи в прямом смысле слова «щитом» городу и его жителям. С той же целью над городскими воротами помещали иконы, кресты и гербы. Кроме того, как показал Я. К. Грот, выражение «поднять щиты» для предводителя одной из воюющих сторон в ту эпоху означало призыв к перемирию и началу переговоров [366]. Поэтому можно утверждать, что, вешая свои щиты на башнях Константинополя, «русы» объявляли о готовности отныне защищать этот город вместе с его обитателями. Если вспомнить, что вскоре в византийской армии появляются отряды «русов» (морская экспедиция на Крит 911–912 гг.), а сами греки наименовали Олега «святым Димитрием», то подобное утверждение вряд ли покажется слишком смелым.

Выяснив наиболее вероятные причины появления флота Олега под стенами Константинополя, которые разрешают вопрос о молчании греческих источников по поводу якобы имевшей место войны «руси» с греками в 907 г. [367], необходимо рассмотреть вопрос о времени прихода «руси» и мирных переговоров, поскольку собственно договор по своей дате отстоит от подхода Олега к Константинополю на четыре года, будучи подписан 2 сентября 911/6420 сентябрьского года, под которым описана и смерть Олега. Для этого следует еще раз вернуться к ст. 6415/907 г., чтобы разобраться в ее составе.

Первое, что бросается здесь в глаза, — дублирование просьбы греков о мире и, соответственно, два определения «дани», востребованной Олегом. В первом случае это соответствует предварительной договоренности по конфликту (возмещение убытка пострадавшим), а во втором, когда названы имена послов, — обсуждению самого договора и возмещению издержек по экспедиции. Вместе с тем, в рассказе, как я уже отметил, присутствует изложение статей, заимствованных из текста договора, с чем согласно большинство исследователей сюжета [368]. Реконструируя весь рассказ о походе 907 г. можно заключить, что он состоял первоначально из следующих фрагментов, содержащих: 1) состав армии, 2) заимствование из Амартола, 3) рассказ о движении судов на колесах к Золотому Рогу, 4) согласие греков на переговоры, 5) условия Олега (пеня), 6) переговорный процесс, 7) заключение мира послами Олега, 8) осмотр Константинополя, 9) анекдот с парусами и 10). возвращение Олега домой. При этом 8-й фрагмент, сообщавший об устроенной послам экскурсии по достопримечательностям Царьграда ( «Царь же Леонъ послы рускыя почстив дарами, золотом и наволоками, и фофудьями, и пристави къ нимъ мужи свои, показати имъ церковьную красоту, и полаты златыя, и в нихъ сущая б[ог]атьства: злато много, и паволокы, и каменье драгое, и страсти Господни, венець и гвоздье, и хламиду багряную, и мощи святыхъ, учаще я к вере своей и показующе имъ истинную веру; и тако отпусти я въ свою землю съ честью великою»[Ип., 28]), первоначально следовавший за описанием клятвы ( «и утвердиша миръ»), но перед анекдотом о парусах ( «И рече Олегъ: ишийте пре паволочити»), оказался оторван от рассказа и помещен сразу за текстом договора, в свою очередь отделенного от рассказа о походе «пустыми летами» (6416/908–6418/910) и сообщением о комете Галлея, оказавшейся под 911 г. вместо надлежащего ей 912 г. [369]

Почему так произошло?

Предыдущие исследователи, принимавшие без критики даты рассказов ПВЛ, вместе с тем принимали как реальный факт заключение «прелиминарного» договора в 907 г. и окончательного в 911 (912) г., что крайне сомнительно из-за столь большого временного разрыва. Эти сомнения подкрепляются тождеством имен послов на «предварительных» переговорах ( «Карл, Фарлоф, Велмуд, Рулав, Стемид») и в расширенном составе — в преамбуле договора 6420/912 г. ( «Карлы [370] , Инегелдъ, Фарлоф, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидульфостъ, Стемиръ»), что вместе с наблюдениями над статьями «договора 907 г.» [371]делает проблематичным их проведение в 907 г. и, наоборот, позволяет думать, что они непосредственно предшествовали подписанию договора 6420/912 г.

Такое предположение не противоречит относительной хронологии, содержащейся в тексте ПВЛ. Так, из ст. 6415/907 г. можно видеть, что послы Олега вели переговоры с «Леоном и Александром», т. е. с императором Львом VI и его братом. Лев VI умер 11 мая 912 г., но еще в 911 г. сделал своим соправителем Александра, а 9 июня 911 г. венчал на царство и своего пятилетнего сына, будущего Константина VII Порфирогенита. Соответственно, договор греков с «русами» 2 сентября 911 г. был заключен уже от лица трех соправителей — Льва, Александра и Константина. Всё это убеждает, что появление Олега под стенами византийской столицы произошло летом 911 г., поскольку отсутствие имени малолетнего Константина в предварительных переговорах ( «равно другаго свещания, бывшаго при техъ же царихъ, Лва и Александра») не является препятствием, чтобы признать возможность их проведения не только до венчания Константина, но и после, поскольку они были предварительными, и Константину, даже в качестве номинального соправителя, не было необходимости на них присутствовать.