Николай Шефов - Вторая мировая. 1939–1945. История великой войны

После провала блицкрига германский лидер решил переиграть СССР в борьбе за ресурсы. Он планировал отрезать Центральную Россию от Юга, захватив богатые хлебом, углем, нефтью районы (Дон, Поволжье, Кавказ). По замыслу Гитлера, это должно было уничтожить жизненные истоки мощи СССР и парализовать советскую экономику. С другой стороны, захват этих районов предоставлял Германии дополнительные ресурсы (особенно нефть) для ведения войны.

Кроме того, южный участок фронта был наиболее выгодным для наступления из-за ровной степной местности, где можно было использовать значительные массы танков (численность танковых дивизий была увеличена с 19 до 25). В отличие от лесов и болот центра и севера России южные степи давали больше пространства для маневра. Да и сама южная группировка немцев была по сравнению с другими все же в лучшей форме. Хотя она и испытала зимой серьезное напряжение, ей пришлось не так тяжело, как другим группам армий.

Предполагалось нанести удар в сторону Воронежа и Сталинграда. Другая часть войск должна была повернуть на юг с целью захвата Кавказа и Закавказья. Гитлер также лелеял надежду, что Красная Армия бросит все силы на защиту Сталинграда, даст на подступах к этому городу генеральное сражение и будет разгромлена. Эта победа открыла бы для его войск путь на север, вдоль Волги, в тыл советских армий, защищавших Москву. В известном смысле, Гитлер, как и вторгавшийся в Россию Наполеон, планируя генеральное сражение, исходил из того варианта кампании, который подходил ему более всего.

На севере предполагалось также нанести вспомогательный удар с целью захвата Ленинграда и соединения с финнами. На других участках фронта немецкие войска должны были укреплять свои оборонительные рубежи. Таким образом, германское наступление 1942 года планировалось провести на флангах. Предпосылкой для немецких наступательных планов было оптимистическое предположение Гитлера, что в ходе зимне-весеннего контрнаступления Красная Армия перенапряглась, и ее силы будут теперь только убывать.

Впрочем, сами участники Восточного похода не питали подобных иллюзий. Уже после войны немецкие солдаты стали делиться чувствами, которые владели ими накануне летнего сезона 1942 года. «Да, мы были героями. Все старались сделать нам что-то хорошее дома, и газеты были полны историями о наших подвигах. Восточный Фронт! В этих словах было нечто, когда ты говорил о нем, окружающие реагировали так, словно ты признался в своей смертельной болезни. Каждый был так дружествен, почти насильственно дружелюбен — но в их глазах был особый блеск животного любопытства, словно они смотрели на нечто обреченное. И где-то там, в глубине, столь многие из нас тоже верили в это. По вечерам мы обычно говорили друг с другом особенно откровенно. Чьи-то узкие монгольские глаза снайпера ожидали каждого из нас. Иногда для нас главным было то, чтобы наши тела перевезли в Рейх так, чтобы наши дети могли посетить наши могилы».

Соотношение сил и средств на советско-германском фронте (май 1942 г.)

Несмотря на колоссальные безвозвратные потери (с июня 1941 г. по май 1942 г. — 4 млн погибших и пленных), Красная Армия сумела восстановить численный состав. Она не пала духом и была готова сражаться.

Хуже обстояло дело с оснащением боевой техникой. Полностью довести его до уровня начала войны (например, по танкам и самолетам) пока не удалось. При определении планов летнего наступления немцев Ставка считала вероятным возобновление попытки захвата Москвы. Этот вывод подтверждался высокой концентрацией немецких войск на московском направлении (3-я танковая, 9-я и 4-я армии). Не случайно на это направление летом 1942 года была стянута почти треть всех общевойсковых советских армий. Ожидалось и наступление немцев в южном, кавказском направлении.

Разрабатывая план предстоящей кампании, Ставка в целом придерживалась оборонительной концепции. Однако в отношении методов ведения оборонительной войны имелись две разные точки зрения. Одна из них предусматривала упорной обороной обескровить летний немецкий натиск, а затем, после накопления резервов, перейти в наступление.

Представители другой точки зрения считали, что наряду с обороной стоит довести до конца начатые зимой наступательные операции: под Ленинградом, Демянском, Ржевом и Вязьмой, Харьковом и Керчью. Фактически победили сторонники данной концепции. Определенную роль в советских наступательных планах играли надежды на открытие второго фронта в Европе в 1942 году. Первым в цепи намеченных наступательных операций стало Харьковское сражение.

Для нанесения превентивного удара на юге (считалось, что немцы смогут начать здесь активные действия лишь с наступлением летнего тепла) Ставка решила провести в мае 1942 года наступление на Харьков. В нем участвовали войска Юго-Западного (маршал С. К. Тимошенко) и Южного (генерал Р. Я. Малиновский) фронтов. Командование Юго-Западного фронта сумело убедить Сталина в возможности добиться здесь решающей победы. Для проведения операции были задействованы крупные силы: 28 стрелковых дивизий, а также порядка 20 танковых и мотострелковых бригад. Им противостояла немецкая группа армий «Юг», которая в целом не уступала по численности советским войскам.

Советское командование планировало разбить харьковскую группировку немцев и наступать на Днепропетровск. Главный удар с юга на Харьков, с Изюм-Барвенковского выступа (он был образован в ходе советского зимнего наступления 1942 г.), наносил Юго-Западный фронт. Оттуда наступала 6-я армия (генерал А. М. Городнянский) и армейская оперативная группа генерала Л. В. Бобкина. С севера прорывалась к городу 28-я армия (генерал Д. И. Рябышев). Этими двумя сходящимися ударами Тимошенко планировал окружить немецкие войска под Харьковом или, по крайней мере, заставить их покинуть данный район.

Красная Армия перешла в наступление, полная надежд и оптимизма. По воспоминаниям современников, накануне наступления в войсках царила победная эйфория. Многие считали неизбежным скорое освобождение не только Харькова, но даже и Киева. Этому вполне понятному стремлению быстрее освободить свою родину не хватало трезвой оценки обстановки и хорошо проведенной разведки со стороны командования обоих фронтов, которое, видимо, желало поскорее отчитаться перед товарищем Сталиным о своем впечатляющем успехе.

Вообще Великая Отечественная война (особенно ее первый период) дала немало примеров, когда решения советских командующих диктовались не военной целесообразностью, а бюрократической «показухой». В данном случае дух полководца уступал место рвению ловкого чиновника, который с помощью «волевых», эффектных приказов стремился произвести благоприятное впечатление наверху. Не учитывающие многообразия факторов складывающейся обстановки, такие приказы нередко оборачивались тяжелыми поражениями и неоправданно крупными потерями.